седеющий человек с учтивыми манерами.
— Вы курите? — спросил он. — Папиросы, сигару? — и продолжал:
— Два дня назад пациент нашей лечебницы, Анри Грижо, неожиданно умер от сердечного приступа… — Он взглянул на меня, очевидно наблюдая, какое впечатление произвели на меня его слова. — Кем он был для вас, другом или знакомым?
— Он не был мне другом, — ответил я. — Не могу я назвать его и знакомым; мы разговаривали только один раз, и то в довольно необычных обстоятельствах.
— Вы, конечно, знаете, что Грижо был химиком?
Я кивнул.
— Жаль, что такой несомненно одаренный человек страдал манией преследования, — продолжал директор. — Он вообразил, что у него есть враги, стремящиеся отнять у него какое-то изобретение. Мы лечили его довольно долго, но, признаюсь, безрезультатно. Я лично приписываю нашу неудачу тому, что мы не были в состоянии вести лечение непрерывно: время от времени больной неожиданно исчезал. Мы не хотели запирать его, чтобы не ухудшить его состояния, но зато не могли и уследить за ним. Дней десять назад он как раз отправился в одно из своих таинственных путешествий. А на обратном пути, уже на нашем вокзале, ему вдруг стало плохо, и он умер, не дождавшись врача.
Наступило довольно долгое молчание.
— В карманах у покойного нашли карточку с вашим именем, добавил потом директор, — и вот это. — Он протянул мне пробирку с белым порошком. — Вероятно, какое-нибудь из его «изобретений».
Но я не принял его грустно-иронического тона и обратился к нему:
— Можно попросить у вас зажигалку?
— Ну, конечно! — Он явно не понял меня. — Сигару? Папиросу?
— Нет, благодарю вас. Мне нужна только зажигалка.
Пробирка в моей левой руке слегка дрожала над голубоватым пламенем. Директор заинтересованно присматривался. Белый порошок стал похож на мокрый снег, его становилось все меньше и меньше…
Директор взял у меня из руки пробирку, понюхал, по пробовал на вкус и вскричал изумленно:
— Но ведь это вода, обыкновенная вода!
— Вот именно, — ответил я. — Обыкновенная вода.
