Ваpиации на тему Шаpля Пеppо

даже не пошевелился только этот, белокурый. Его перехватили вчера, когда он выходил из волшебного леса. Этот человек был первым, перед кем лес расступился.

Прежде чем войти в ее спальню, я приказываю освободить из-под стражи звездочетов, программистов, электронщиков и алхимиков.

Им повезло, не начнись пробуждение, я бы подверг господ шарлатанов пыткам. Подумать, ели, пили, обирали мою убогую казну: золото им, видите ли, для каких-то кон-ден-са-то-ров требовалось! Рубины отовсюду выковыривали: ла-зер, дескать, ла-зер… Приходилось терпеть. Принцесса проспала только сорок лет, когда мы продрались сюда сквозь этот кошмарный лес. Рубишь его, а из каждой щепки — новое дерево. Еще тридцать лет ушло на бесплодные попытки разбудить ее. Пушки постоянно перегреты, люди оглохли.

Hо сколько ни палили мы в Морфея — это не действовало ни на принцессу, ни на похрапывавших — до сего дня — придворных. Фея, устроившая сие, не предусмотрела лишь одного: моей любви к заколдованной красавице. И сколь сомнительными ни казались посулы программистов и прочих чернокнижников ускорить ход времени во дворце, я разрешил этот научный грабеж казны, сопровождавшийся яростными склоками, то есть диспутами, после которых, истребовав вина старых запасов, хохочущие алхимики шли к кухаркам, а угрюмые радиоинженеры — к феям. Непостижимо, как эта опутанная интригами компания сумела построить свой Генератор и в течение суток прогнала во дворце тридцать лет. Как бы то ни было, но 40+30+30=100.

Передо мной открывают скрипящую дверь — принцесса лежит на ложе, увитом гирляндами искусственных цветов.

Я наклоняюсь к ее лицу и целую в щеку, целую с трепетом, несмотря на то, что делал это миллион раз. О, как я торопил пробуждение! Пушки грохотали, свирепые петухи орали на балконе, а внизу навзрыд распевали серенады лучшие испанские кабальеро. В погожие дни я тысячу раз пускал солнечные зайчики на сомкнутые веки ее высочества. Эскулапы бесконечно созывали консилиумы, после которых, не теряя профессиональной самоуверенности, разводили руками — неплохо бы, дескать, провести вскрытие, тогда можно было бы со всей определенностью сказать, как следовало (!) применять снадобья и т. д. За эти крамольные речи я не казнил лекарей лишь потому, что уж больно нужны они были в госпитале, вечно забитом до отказа. Дело в том, что в коридоре, у самых дверей спальни ее высочества был натянут крепкий шнур — дабы каждый проходящий с грохотом обрушивался па пол.

Увы, увы…

Hо сейчас, когда в этих стенах миновали положенные сто лет, когда поднялись все заколдованные вместе с ней, — вот сейчас… Я втягиваю живот и заставляю себя глядеть соколом. Сейчас она сладко потянется и откроет глаза… Еще мгновение… Hу же!

Hи малейшего движения.

— Вы действительно принц? — спросил я, как только его привели.

— Действительно.

Делаю знак цирюльнику и, пока он возится с рукавом белокурого юноши, перед которым расступился лес, отворачиваюсь и молю бога, чтоб оправдалась моя последняя надежда.

— Ваше высочество, голубая, — млеет цирюльник. — Прикажете остановить?

— И немедленно!

Я смотрю в глаза юного принца взглядом преданного друга.

— Кровь вам еще понадобится, не так ли, сударь? Отныне вы свободны. То, что не удалось мне, удастся вам. Свадебный стол будет ждать вас у входа во дворец. Спешите же! Разбудите ту, прекраснее которой нет под небесами!

Пообещав некой Куамелле, женщине с завидным слухом, десять серебряных, я поставил ее под дверь спальни. Стол уже был накрыт, оркестр рассажен, а самые расторопные стражники караулили парадный вход, чтобы молодой принц не слишком долго утомлял принцессу своим обществом.

Стражники вздрагивают: мимо них проносится Куамелла.

— Проснулась, проснулась, ваше высочество! — кудахчет она на бегу. — От первого же поцелуя! Уже выходят из спальни. Ваше высочество, а как насчет десяти…

Немедленно убрать.

Бешено бьется сердце. Она спускается с ним по лестнице. Прекрасная. Прекрасная. Ослепительная.

Hо отчего мои подданные разбегаются? Им вослед, словно улюлюканье, — зв… зв… зв… Кто-то включил Генератор! Принцесса и принц исчезают в глубине дворца.

Пока ученых допрашивают, хожу, ломая руки. Моя бедная возлюбленная, она там превращается в старуху. Впрочем, он тоже не в младенца. Дьявольская машина работает на пределе: восемьдесят лет за полчаса.

Страшная догадка заставляет меня окаменеть. Бежать-то следовало не от дворца, а во дворец! Время, ускоренное для нас, там тянулось обычно. Значит, они успели прожить целую жизнь, и она любила его, а за окнами — застывший мир, остановившееся солнце, под которым, как муха в янтаре, — я, старый безумец… Разорвать, разорвать густую смолу! Я бегу, спотыкаюсь, бегу, из ноздрей течет не по-стариковски горячая кровь; спотыкаюсь, скатываюсь по ступенькам и вновь бегу, не чувствуя боли, не обращая внимания на вопли слуг, на камердинерский вой. Зв… зв… зв… — все громче звучит надо мной монотонный приговор.

Во дворце все обвито тяжелой от пыли, фантастической паутиной. Источенная шашелем мебель рассыпалась по ветхим коврам. Цепенея от страха, я шепчу имя Девы Марии, крадусь по зловонным коридорам, пока не оказываюсь в бывших своих апартаментах. Странно, если не считать пыли, здесь все почти так же, как было утром. Сегодня утром, сто лет назад.

Если не считать и этого полуистлевшего листка в мраморной шкатулке.

«Ваше высочество,» — читаю и дрожу, оглушенный тем, что говорится в письме, — «…все мои попытки проникнуть за пределы дворца или остановить Генератор были тщетны, этот белокурый паук намертво опутал меня своей невидимой паутиной: кажется, он всегда заранее знал о каждой авантюре, которую я только могла предпринять, чтобы встретиться с Вами. Да простятся мне такие слова о покойном. Скоро — я это знаю — и за мною придет смерть. Hе жаль: вся моя жизнь после пробуждения стала пыткой. Я узнала о Вас все; подумать только, Вы истратили всего себя, все свои сокровища и время, чтобы разрушить колдовство и добиться моей любви! И тут является самодовольный юнец, которому „предопределено“ получить мою руку. Знайте же, ни секунды я не любила его. Все эти ужасные годы Вы один были моим Принцем.

Недавно я закрыла глаза разбудившего меня. Hо и теперь не выйду из дворца, как бы ни мечтала хоть тайком коснуться Вас. Любите юную принцессу; старушке же довольно и того, что видит Вас, устремившегося к главному входу. Как хорошо, что вы не успеете!

Прощайте. Быть может, мы встретимся где-нибудь там, где нет времени.»

Я долго брожу по дворцу, и ничто уже не тревожит меня. В небольшой гостиной, наполовину занятой Генератором, со скукой слежу за полетом ядра, выпущенного одной из моих пушек.

Едва вращаясь, ядро ползет прямо сюда. Странно — ведь только сейчас, войдя в эту комнату, я подумал, что убью проклятую машину. Волокна воздуха окутывают темный шар, тянутся мантией; ядро страшно медленно и очень точно приближается к окну.

Прекрасный выстрел. Всех наградить.