Незнакомка

Уже спустя годы он, вспоминая этот день, сам себе недовольно покачивал головой и иронически цокал языком. «Бес попутал!.. Да нет, не бес», — спорил он сам с собой. Просто долгое отсутствие женщины — нет, не как физического объекта, эта проблема, слава богу, давно решена, а как некоего подобия эмоциональной бухты, куда следует порой зайти кораблю мужских страстей, дабы пережить бурю, так вот долгое отсутствие и присутствие, наконец, женщины разогрели мозги Беренджера до неработоспособного состояния, что не случалось с ним на протяжении последних лет десяти.

— Ну, пошли? — Синтия приподнялась с барного стула.

— Да… а, сколько?..

— Двадцать пять. За все. И я обещаю, что не буду смотреть на часы… — она обнажила ровные мелкие зубки в очаровательной улыбке.

— Я сейчас, — независимо и с пониманием кивнул Беренджер. — Мартин, можно тебя?

— Да, сэр, — ответил тот, — иду!

Однако, прежде чем Мартин успел подойти к Беренджеру, в зале появился Зингер — раньше, на целых двадцать минут. Он сел вблизи двух мужчин, пришедших десятью минутами раньше.

— Вам надо подождать меня, — с досадой обратился Беренджер к Синтии, — недолго, может с четверть часа… Ладно?

Синтия кивнула.

Он взял с барной стойки стакан, в котором на самом дне еще оставалось несколько унций спиртного, и подошел к Зингеру. Тот отодвинул рукою стул от стола, приглашая Беренджера сесть.

— Что-то случилось? — спросил тот, — что так рано?

— Здравствуйте, — весело ответил тот, — я гляжу, вы неплохо проводите время…

Беренджер познакомился с Зингером перед самой войной. Говорили, что еще с десяток лет назад, в разгар «сухого закона», тот успешно лавировал между гангстерами, оказывая им мелкие услуги и добывая информацию. Потом, когда его прихватила полиция, он стал сотрудничать с властями. И даже умудрился обойти по служебной лестнице некоторых своих благодетелей.

— Так, почему так рано? — переспросил Беренджер.

— Паром. Раньше времени пришел.

— То, что паром раньше времени — это хорошо. А то, что вы — плохо.

— Ну, извините, — промолвил Зингер.

— Вы принесли?

— Принес, принес, — Зингер полез в боковой карман пиджака, вынул оттуда небольшой конверт и протянул его Беренджеру.

— Что здесь?

— Все, — вполголоса сказал Зингер. — Весь список. С адресами. Все, кто работает над проблемой.

— Отлично. Как Вам это удалось? — строго спросил Беренджер.

— Связи, связи, — Зингер снова широко улыбнулся.

— Хорошо. Это — вам, — Беренджер положил на стол пакет.

— Сколько здесь?

— Сколько — договаривались. Две тысячи.

— Отлично, — Зингер просто расплылся в улыбке.

— Что это вы все время улыбаетесь?

— Да очень смешно… У вас на пиджаке нитка… сзади. — Зингер показал указательным пальцем правой руки за спину Беренджера. — Давайте, сниму!

Не дожидаясь ответа, он приподнялся и положил ладони на лацканы пиджака Беренджера, а затем, резко вывернул их наизнанку и опустил за спинку стула, прижав его руки к туловищу.

Беренджер понял, что провалился. Что его предчувствия относительно Зингера, да и не только они, — были верны. И что, все эти люди в баре, где никогда живой души не встретишь — конечно же не случайность. И если бы он вел себя так как следует и был собран, может у него был бы шанс уйти. Хотя, вряд ли…

Тем временем, один из двух мужчин, которые зашли в «Чико» прямо перед Зингером, застегнул наручники за спиной Беренджера.

— Мистер Беренджер! — сказал второй, — вы арестованы по обвинению в шпионаже!

Он поднял глаза и увидел обернувшихся ирландца и Синтию — они уже выходили. Синтия бросила на Беренджера томный извиняющий взгляд, но ее поторопил новый спутник, и они скрылись на лестнице.

Спустя 36 лет, в мае 1994 года, Беренджер, а на самом деле — генерал-лейтенант в отставке Павел Федорович Кроткий, вспомнил эту женщину. Вернее, в предчувствие недоброго, вспомнил он всю свою жизнь — отчима и порку ремнем, выпускную ночь, разведшколу и преподавателя английского майора Моисея Визинберга — его потом расстреляли, наконец, допросы в Вашингтоне и Лэнгли, боязнь электрического стула, потом — обмен на какого-то профессора-ядерщика, который, как выяснилось позже, тоже был двойным агентом, потом допросы в Москве, и угрозы, и удары по голове увесистыми томами уголовного кодекса и «Капитала» — и это было хуже, чем в Лэнгли, потом — лагерь в Коми, где его чуть было не изнасиловали — спасло лишь чудо, потом вдруг тихая сытая мирная чистая жизнь и преподавание в МГИМО, потом почему-то встреча с президентом Горбачевым… А потом, эта женщина… Синтия… На ней его память остановилась, и весь тот калейдоскоп картинок, за каждой из которых стояло нечто большое и осязаемое, исчез в никуда.

Случилось это за несколько часов до его смерти, на веранде казенной дачи в Подмосковье, где он жил все последние годы, несмотря на наличие квартиры в Москве. Павел Федорович лежал на старомодной кровати, из-под серой простыни виднелся полосатый матрас. Какой-то странный шлейф заполонил внезапно веранду — должно быть мимо распахнутого окна, расточая запах духов, прошла Яна — внучка соседа, бывшего члена Политбюро Коромыки. И тогда ему и припомнилась та незнакомка, и стало на душе отчего-то страшно тоскливо.

Он только не припомнил одну деталь — в тот вечер у него не хватало денег. Он уж совсем было собрался занять четвертной у Мартина, да какой-то шустрый соломоволосый ирландец увел ее первым.

19 октября 2003 г. Нью-Йорк.