который изображает гнев, чтобы произвести впечатление на окружающих; за ним следовал другой, почти так же хорошо одетый мужчина.
Сент-Имье разглядывал незнакомцев, когда вдруг тот, которого называли графом, заметил его и, изрыгая проклятия, устремился на Сент-Имье со шпагой в руке, намереваясь поразить его прямо в лицо. Шевалье не ожидал такого нападения; наоборот, он обдумывал, как бы повежливее заговорить с этим изящно одетым господином, чтобы узнать у него, где находится особняк де Миоссана. Для этого он с притворной веселостью покачнулся всем телом, как будто успел свести близкое знакомство с добрым местным винцом. Он решил, что, притворившись полупьяным, он с большей безопасностью сможет заговорить с незнакомцем. В то время, как он, сам посмеиваясь над своей игрой, изображал пьяного, он неожиданно чуть не получил в лицо удар шпагой наотмашь; но вся сила удара обрушилась на его правую руку, которую он поднял, чтобы защитить лицо. Он отскочил назад.
— Меня ударили! — воскликнул он и, выхватив шпагу, с яростью бросился на своего оскорбителя.
— Ага, хочешь, чтобы тебя проучили? — вскричал граф. — Мне только этого и нужно. Получай же!
И он напал на Сент-Имье с невероятным пылом и отвагой.
«Господи помилуй, он хочет убить меня, — подумал Сент-Имье. — Тут необходимо хладнокровие». Он сделал несколько выпадов, потому что дворянин, следовавший за графом, выхватил свою шпагу и, став справа от него, тоже старался нанести удар.
«Они непременно убьют меня», — подумал шевалье. Он сделал еще один выпад и, воспользовавшись неосторожным движением графа, устремившегося на него, направил шпагу ему в грудь. Граф отбил лезвие вверх, и острие шпаги вонзилось ему в правый глаз, глубоко проникнув в голову. Шевалье почувствовал, что шпага наткнулась на что-то твердое; то была задняя стенка черепа. Граф упал замертво.
Пораженный тем, что случилось, шевалье не успел сразу выдернуть свою шпагу. В то же мгновение человек, стоявший позади графа, нанес ему сильный удар в правую руку. Сент-Имье тотчас же почувствовал, как по руке потекла горячая струя крови. Ранивший шевалье незнакомец стал громко кричать, призывая на помощь. Человек десять выбежали из гостиницы (ибо этот дом был самой большой в городе гостиницей). Сент-Имье заметил, что не менее половины их были вооружены. Он бросился бежать со всех ног.
«Я убил человека, — думал он, — и с избытком отомщен за полученную рану. Впрочем, мне все равно, арестуют меня или убьют. Разница только та, что если я попадусь Рошгюду, то умру не так, как подобает храброму дворянину: мне с позором отрубят голову на площади».
Наш герой бежал без оглядки. Он снова миновал церковь, потом очутился на широкой с виду очень длинной улице. Преследователи, пробежав по ней двести или триста шагов, остановились. Это было очень кстати для бедного шевалье, потому что он совершенно выбился из сил. Он тоже остановился и, присев, спрятался за столб ограды возле одного дома. Как только погоня возобновилась, он снова с удвоенной энергией помчался дальше. Пробежав таким образом еще изрядное расстояние, он остановился, услышав звук размеренных шагов.
«Ну вот, я наскочил на дозор», — подумал он и тотчас же свернул в узкую боковую уличку. Он кружил по темным переулкам, останавливаясь через каждые полминуты, чтобы прислушаться к погоне. Вначале ему попадались навстречу только кошки, удиравшие от него в страхе, но, когда он свернул в какой-то совсем маленький тупичок, он услышал шаги четырех или пяти человек, которые приближались к нему, о чем-то спокойно и неторопливо беседуя.
«Черт меня подери, — подумал шевалье, — если это опять не дозор!» Он находился в эту минуту перед большой дверью, украшенной тяжелой деревянной резьбой; но в десяти шагах от нее он заметил другую, поменьше. Он толкнул ее. Юркнув туда, он спрятался за нею, затаив дыхание. У него мелькнула мысль, что люди, приближавшиеся к нему, могли заметить, как он вошел, и что они, пожалуй, войдут вслед за ним и обнаружат его; поэтому он решил притаиться за дверью и, как только эти люди пройдут в глубь двора, усаженного высокими деревьями, куда вела эта дверь, выйти и снова бежать.
Компания, возвращавшаяся с ужина, остановилась поболтать у самой двери, но никто не вошел. Сент- Имье, еще не придя в себя от страха, прошел через сад, вышел на широкий двор, а затем на маленький дворик, вымощенный, как ему показалось, мраморными плитами. Он озирался по сторонам, надеясь увидеть кого-нибудь, к кому можно было бы обратиться с вопросом.
«Это богатый дом, —решил он. — Мне повезло. Если я встречу кого-нибудь из здешних слуг, я сумею его задобрить, предложив ему экю, и он укажет мне дом де Миоссана, а за два экю он, может быть, согласится спрятать меня на день или на два в своей комнате и даже станет прислуживать мне. Это, конечно, было бы самым лучшим для меня выходом из положения».
Полный радужных надежд, Сент-Имье прошел дальше и увидел лестницу, ведущую на балкон, куда выходило окно второго этажа. Он поднялся по ней. Шевалье стоял уже на балконе, оглядываясь по сторонам, когда на лестнице послышался шум. Он сейчас же перелез через перила балкона и спустился на карниз, держась за деревянный ставень ближайшего окна. Ему удалось перебраться на соседний балкон, окно которого было открыто. Он проник внутрь. Перед ним была узенькая внутренняя лестница, как ему показалось, из белого мрамора и очень красивая. Поднявшись на третий этаж, он очутился перед дверью, украшенной золочеными гвоздями. Он заметил полоску света внизу и тихонько потянул дверь к себе. За нею была еще одна дверь с медными или серебряными украшениями, так как, несмотря на темноту, она блестела.
Но еще важнее для бедного шевалье было то, что он заметил луч света, пробивавшийся сквозь замочную скважину. Он прильнул к ней лицом, но ничего не мог рассмотреть; ему показалось только, что он различил портьеру. «Должно быть, это очень богатый дом», — подумал он. Его главной заботой было не шуметь. «В конце концов, — подумал он, — надо же мне найти кого-нибудь; и раз уж я заблудился ночью в чужом особняке, мне лучше было бы объясниться с его владельцем, чем со слугой. Он скорее поймет, что я не вор».
Придерживая левой рукой первую дверь, он правой взялся за ручку второй двери, тихонько приоткрыл ее и сказал как только мог любезнее:
— Разрешите войти, господин граф?
Ответа не последовало. Сент-Имье постоял некоторое время в той же позе, положив свою шпагу на пол между ногами так, чтобы в случае надобности легко ее схватить; затем еще раз повторил придуманное им вежливое обращение:
— Господин граф, разрешите войти?
Никакого ответа. Сент-Имье заметил, что комната была убрана с необыкновенной роскошью. Стены были обиты кожей, тисненной золотом. Напротив двери находился великолепный шкаф черного дерева, украшенный множеством резных колонок с капителями из перламутра. Справа стояла кровать; полог из красного дамасского шелка был задернут. Шевалье не было видно, лежит ли кто-нибудь на ней; он мог различить только одну из четырех поддерживающих ее золоченых колонн. Два гения из позолоченной бронзы поддерживали на вытянутых руках старинный янтарный столик, на котором стояли два золоченых подсвечника; в одном из них горела свеча, и, что больше всего встревожило нашего героя, рядом со свечой лежало пять или шесть брильянтовых колец. Сент-Имье сделал несколько шагов, повторяя самые изысканные приветствия. Он увидел камин, украшенный великолепным венецианским зеркалом, затем туалетный столик, покрытый зеленым муаровым шелком. На этом столике тоже лежали кольца и часы, усыпанные драгоценными камнями. Тикание этих часов было единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты.
«Один бог знает, — подумал Сент-Имье, — какой крик поднимет владелец этих драгоценностей, когда внезапно проснется и увидит меня; но все равно, надо выйти из этого положения. Уже более четверти часа как я тщетно ломаю голову над тем, что надо мне сделать, чтобы меня не приняли за грабителя!» Решив идти вперед, он выпустил створку двери, которую все время придерживал левой рукой. Она повернулась на петлях и захлопнулась с легким шумом. «Вот я и в плену», — подумал беглец.
Он сделал инстинктивное движение к двери, но открыть ее изнутри оказалось невозможным. Раздосадованный этим обстоятельством, он решительным шагом подошел к кровати. Полог был наглухо задернут. Сент-Имье осторожно раздвинул его, принося тысячу извинений человеку, которого там не оказалось, ибо постель была пуста, но в беспорядке, указывавшем на то, что еще совсем недавно в ней кто-то лежал. Простыни из тончайшего полотна были обшиты кружевами. Шевалье взял свечу, чтобы лучше
