- Вы очень добры. А теперь разрешите откланяться и договоритесь, пожалуйста, обо всем с капитаном Джонсом.
Генерал вышел из комнаты, я за ним. Во дворе он с любопытством оглянулся на меня.
- Надо полагать, - сказал он задумчиво, - ты, когда вырастешь, тоже захочешь быть солдатом.
- Да, сэр.
Лицо его было очень серьезно, губы вытянуты в нитку. Одной рукой он взъерошил мои длинные волосы; другая то сжималась в кулак, то разжималась.
- Давай-ка, - заговорил он, - давай-ка я назначу тебя при себе особым адъютантом, чтобы помогать мне, если я за чем недогляжу.
Меня так и распирало от гордости, я был до того рад, что чуть не заорал во весь голос; но я сдержался, отдал ему честь и сказал только: “Очень хорошо, сэр”. И долго еще стоял, глядя ему вслед, пока он спускался в долину.
Я не мог сразу вернуться в дом. Мне нужно было побыть одному в своей славе; и я стоял тихо-тихо, глядя вдаль, туда, где река под лучами заходящего солнца казалась блестящей красной лентой. Постояв так немножко, я вошел в сени.
Из гостиной доносился смех Джейн, это меня удивило: со смерти матери она еще ни разу не смеялась. Я вошел - и правда, она стояла там с адъютантом и смеялась каким-то его словам. Увидев меня, она умолкла, а капитан Джонс шагнул ко мне, протягивая руку.
- Здравствуйте, сэр, - сказал я с достоинством, помня, что я теперь военный.
- Здравствуйте, - ответил он.
- Капитан Джонс, генерал Уэйн и еще несколько офицеров будут жить у нас, Бентли, - сказала Джейн.
- Знаю.
Я пошел прочь и в дверях услышал, как капитан Джонс сказал:
- Уж вы извините мой мундир. Мы все теперь смахиваем на нищих.
Следующие несколько дней были, кажется, самые интересные в моей жизни. Я всегда считал, что наш дом - скучное место, потому что мне не с кем было играть, кроме Энн и Джека, сына сторожа. А тут сразу две тысячи солдат - и в саду, и на лугах, и вдоль длинного спуска к реке. За одну ночь всюду, как пузыри, повыскочили палатки, а под навесами и возле них стояла целая сотня лошадей. На лужайку перед домом вкатили шестнадцать пушек - черных, безобразных, но я просто глаз не мог от них отвести.
А солдаты! Я подружился с многими из них до того, как явился книгоноша, но про книгоношу я расскажу после. Генерал Уэйн, как видно, всем дал знать, что произвел меня в офицеры, потому что солдаты стали звать меня “лейтенант”, и я очень этим гордился, хоть и старался не показывать вида. Я таскал для них на кухне лепешки и хлеб - у нас у самих было не так уж много, но у них вовсе ничего не было; и все свободное время я проводил в лагере. Солдаты рассказывали мне всякие истории, кое-кто из них знал моего отца. Иногда они позволяли мне взять в руки мушкет, но мушкеты были большущие, больше меня, и такие тяжелые, что я еле-еле их поднимал. От того, что я видел в лагере, мне порой становилось скверно на душе. Люди вечно мерзли: им не хватало одежды и одеял; редко у кого были башмаки, а уж худые все были - смотреть жалко. У меня становилось скверно на душе, и я уже сам не знал, хочу ли я быть солдатом. Но они не переставая толковали о том, что когда-нибудь им пришлют из Филадельфии жалованье - и тогда все будет не в пример лучше.
Надвинулась зима, а солдаты всё стояли у нас в долине. Их подходило всё больше, пока не набралось около трех тысяч. По ночам их костры поблескивали в темноте, как светляки, а днем у них шли сплошные ученья и разводы. Я не мог понять, к чему им столько муштры, но однажды капитан Джонс объяснил мне: затем, чтобы помнили, что они солдаты, и забывали, что голодают. Я дивился, как это можно голодать и все-таки жить так долго. Но война - очень странная вещь, в ней многое непонятно.
В доме у нас стало людно. Гостиная служила генералу Уэйну штаб-квартирой, иногда он проводил там целые дни - писал, сидя за столом, принимал курьеров, отправлял курьеров. Я знал, что если он пишет – значит, требует денег и провианта для своих солдат, все разговоры вертелись вокруг этого. Целыми днями верховые подъезжали к дому и отъезжали, и не раз, проснувшись ночью, я слышал, что у крыльца бьет копытом лошадь.
Наверно, капитан Джонс успел приглянуться нашей Джейн, да и неудивительно, ведь он столько времени проводил у нас в доме и такой был видный молодой джентльмен, и здоровый, и румяный, не то что генерал Уэйн.
Солдаты уже недели три жили в нашей долине, когда явился книгоноша. Теперь таких книгонош почти не осталось. Они ездили по стране, продавали на фермах книги и сообщали всякие новости. Некоторые и сами писали книги, печатали их и продавали, вот как пастор Уимс - свои рассказы из жизни генерала Вашингтона.
Так вот, книгоноша появился однажды под вечер, приехал верхом, но не от реки, а по тропинке, что вела к нам из-за холмов. На нем было поношенное домотканое платье и старая широкополая шляпа, а к седлу с обеих сторон приторочены пачки книг. Он не стал подъезжать к дому, а остановился у сарая, и я побежал к нему поглядеть, что он привез. Я знал, что это книгоноша, и знал, что за войну они почти совсем перевелись.
- Эй, - закричал я, - эй, книгоноша, здравствуйте!
Он посмотрел на меня очень серьезно и сразу мне ужасно понравился. Глаза у него были маленькие, синие, блестящие, как у генерала Уэйна, длинные льняные волосы падали на плечи. Тогда он показался мне старым, как почти все взрослые, но едва ли ему было многим больше тридцати лет.
- Здравствуйте, сэр, - сказал он. Выговор у него был странный, но как будто знакомый. Я решил, что он приехал издалека, из самой глуши. - Как поживаете?
- Очень хорошо, - отвечал я. - А у вас есть книжки из Англии? Мы бы купили, хоть Джейн и говорит, что сейчас их нельзя читать.
- Почему же их сейчас нельзя читать? - спросил он.
- А у нас же, знаете, война.
- Да, это я знаю. Я сюда еле добрался из-за этих окаянных часовых.
Послушать его, так выходило, будто он не одобряет, что во время войны выставляют часовых. Потом взгляд его скользнул мимо меня, в долину. Он увидел, сколько там солдат и палаток, и сказал с удивленным видом:
- Ого, какой большой лагерь.
Я гордо кивнул головой.
- Да, тут чуть не все Пенсильванские регулярные войска.
Но ему, видно, не хотелось говорить об армии и о войне.
- Ты какие книги любишь? - спросил он, приглядываясь ко мне.
Тут я спохватился, какой я невежа.
- Зайдите в дом, - пригласил я его, - выпейте чего-нибудь, погрейтесь. Моя сестра, наверно, тоже захочет посмотреть ваши книги.
