максимум, по крошечному выговору, а, может быть, и того не дадут. И чувствуем даже, что у нас сзади начинают прорезаться маленькие такие ангельские крылышки, уж такие мы чудесные парни. И тут в аудиторию, где идет собрание, врывается еще один наш сокурсник по фамилии, никогда не забуду, Алексанян. И вот этот самый Алексанян с ходу, не разобравшись в ситуации, вытаскивает из кармана наши старые пули, и, потрясая ими, как Чемберлен договором с Гитлером, гордо идет к президиуму комсомольского собрания. При этом, нахально глядя прямо на членов комсомольского бюро, кричит, что только идиоты могут считать, что эти записи, которые у него в руках, — денежные. Потому что там не только висты, а гора и даже пуля давно перевалили за тысячу, и не за одну…. Комсомольские деятели так и ахнули: хорошенькие, мол, новички, эти ваши славненькие ребятки. Вот, значит, как дело обстоит! Тысячи, говорите, в горе? Ага, попались, акулки вы наши картежные! А картежным акулам, всем понятно, никакого снисхождения быть не может. Вот и впаяли нам по полной, так сказать, программе. Исключили из комсомола. Хотя, как потом выяснилось, условно. Вот так все и было.
Сергей глубоко вздохнул и посмотрел прямо в глаза парторгу. В зале зашевелились. Руку поднял один из старейших работников, лысый, как астраханский арбуз, старый экспедиционный волк Николай Николаевич Погребников.
— Можно, Михаил Семенович? — он посмотрел на парторга. — А, скажите, Сергей, э-э-э, Михайлович, вы пиво-то, какое пили после преферанса, если выигрывали? Вот мы обычно в поле, после трудового дня…
— Николай Николаевич, вечно вы со своими экспедиционными штучками встреваете, — прервал его Михаил Семенович. — Вопрос серьезный обсуждается, прием в партию, а вам все шутки шутить.
— Так я и хотел по серьезному, а то, мало ли, поедешь с ним в экспедицию, а он пиво не то пьет…. Что тогда делать?
— Ладно, ладно, давайте по существу. У кого еще есть вопросы? Вы, Марта Ивановна, что-то хотели?
В зале поднялась полная женщина лет под шестьдесят с пучком волос на затылке, одетая в скромное мышиного цвета платье.
— Это вы, стало быть, вместо учебы занимались картами в университете? Самому-то не противно было?
На задних рядах засмеялись.
— Не противно, Марта Ивановна, совсем не противно! Вы сами попробуйте, сыграйте раз-другой, тогда и узнаете, какая это прелесть! — опять раздался голос Старунова.
— Я вообще-то не с вами разговариваю! — обернулась к залу Марта Ивановна. — В наше время студенты учились, а не ерундой всякой занимались!
Пару месяцев назад Марта Ивановна защитила весьма сомнительную докторскую диссертацию по космическим лучам, и ей очень хотелось подчеркнуть, что этим выдающимся успехом она обязана тем полноценным знаниям, которые получила еще на студенческой скамье, учась в университете.
— Отвечайте, Сергей Михайлович! — нахмурился парторг. — Вам вопрос.
— Марта Ивановна, — Сергей выдержал небольшую паузу, ожидая, пока в голову придет что-нибудь умное. — Молодые были, глупые, наверное… Конечно, вы правы на все сто процентов. Учиться полезнее, чем играть в карты.
Потом подумал и добавил:
— Нет, пожалуй, что и на все двести!
В зале засмеялись. Поднялась еще чья-то рука.
— Ну, Елена Григорьевна, ваш вопрос!
Встала немолодая, но еще вполне крепкая женщина, лет за сорок с небольшим хвостиком, в роскошной вязаной кофте. В коллективе института она славилась особым умением заваривать чай и еще тем, что прямо в рабочее время вязала носки на заказ по очень умеренной цене. Утром заказ — вечером носки.
— А скажите, Сергей Михайлович, как вас восстановили-то потом? За какие такие славные успехи? В преферанс, наверное, всех обыграли?
И засмеялась над своей шуткой. Но в зале ее никто не поддержал.
— Да все просто было, — Сергей чуть улыбнулся. — Через год выдали обратно комсомольские билеты и руки пожали. Правда, летом мы съездили на Сахалин в стройотряд, искупили наши грехи, так сказать, ударным трудом на комсомольской стройке свинарника. Так что все закончилось благополучно, спасибо родному комсомолу…
Сергей услышал, как по залу прокатился легкий шумок, и пожалел, что зря он это добавил, про комсомол, только лишних врагов себе нажил.
— Ну, у кого еще вопросы? — Михаил Семенович посмотрел на зал. — Товарищ Фирсова, вы всегда такая активная, а сегодня что-то молчите! У вас, с вашим партийным опытом, наверное, есть что сказать!
— Я так скажу, — с места поднялась женщина лет пятидесяти с ярко накрашенными губами, машинистка из отдела земных недр. — Хоть Сергей Михайлович и не в нашем отделе работает, а пару раз я его отчеты перепечатывала. Пишет он грамотно, не чета некоторым. — И она с усмешкой посмотрела на Марту Ивановну. — А что в карты в Университете играл, так это не такой уж и большой грех, некоторые в экспедициях не только в карты играют. Вечно кладовщица жалуется на перерасход спирта.
Фирсова, как бы невзначай, положила руку на плечо Николая Николаевича, сидевшего рядом. Зал дружно, и с глубоким пониманием затронутой темы, рассмеялся. Все знали, что уж чего-чего, а спирта всегда не хватает, особенно в экспедиции.
— Ну, это уже, можно считать, выступления пошли. Так, товарищ Фирсова? Кто еще хочет высказаться?
Парторг попытался направить собрание в нужное русло.
— Вот начальник Васнецова что-то отмалчивается, хотя кому, как не ему лучше знать своих сотрудников.
— Я что могу сказать? — с последнего ряда поднялся седоватый мужчина лет сорока, начальник магнитной обсерватории, Эдуард Сергеевич Котлов, который славился потрясающим умением высказываться так, что нельзя было понять, «за» он или «против». — Сергей Михайлович — работник неплохой, можно сказать, подающий большие надежды. На работу не опаздывает и уходит вовремя, даже и задерживается иногда, если нужно. А вот про карты я, прямо скажу, впервые услышал. Не знаю даже, как и отнестись к этому неприглядному факту. — И сел на свое место.
— Спасибо, Эдуард Сергеевич. Кто еще? Да, пожалуйста, Иван Петрович!
— В наше время за карты бы эти лет десять дали, и правильно бы сделали. Валил бы лес дорогой товарищ Васнецов в целях перевоспитания, быстро забыл бы, как фишки держать. Цацкаются с ними сейчас…, - у всех создалось впечатление, что Иван Петрович, завхоз института, из бывших военных, даже плюнуть хотел в сторону Сергея, но вовремя передумал и спросил:
— Ясное дело, и денежки в стройотряде этом своем немалые зашиб?
— Ну, заработал кое-что, не скрою. — Сергей, забывшись, сунул руку в карман, но сразу ее вытащил. — На мотоцикл вполне могло хватить. Так и работали по двенадцать часов в сутки, причем без выходных. Не курорт. На стройке даром деньги не платят…
— Даром, не даром, а зря тебя обратно в комсомол взяли! — Иван Петрович с шумом уселся на стул. — Вот так вот!
Обстановка в зале стала накаляться, стало шумно. В этот момент, весьма кстати, дверь приоткрылась, и в проеме возникла белокурая голова директорской секретарши Галочки.
— Виктор Иванович! — поманила она рукой директора института. — Вас срочно к телефону. Москва.
Виктор Иванович, крупный пожилой мужчина, неторопливо поднялся с первого ряда и, жестом дав понять, что уходит не по своей воле, вышел в коридор.
— Товарищи, время позднее, если ни у кого вопросов и замечаний больше нет, давайте переходить к голосованию. Как, нет возражений?
— Еще один вопрос, если можно?
