целым.
Черт знает что такое! Действительно сброд блатных и нищих. Ну кто в моей роте посмел бы митинговать в присутствии комбрига?
— Кончай базар! Есть, переправиться на левый берег, товарищ гвардии полковник!
Со стыдом и болью посмотрел я на старшего лейтенанта. Он вернулся из госпиталя, получил отремонтированную старую тридцатьчетверку с семидесятишестимиллиметровой пушкой.
Машина на четыре тонны легче, чем у остальных. Ему идти первым.
Подло устроен этот мир. У старшего лейтенанта еще не окрепли рубцы. Воюет он, как зверь. Честный, скромный, смелый. Лучшего товарища не сыщешь. И вот — пожалуйста.
— Давай, товарищ старший лейтенант. На самом малом газу.
Комбат одобрительно кивнул и вместе с комбригом и адъютантом старшим отошел от въезда на мост. Как только заработал мотор, немцы открыли огонь из минометов. Пристреляли мост, гады.
Старенькая заплатанная тридцатьчетверка медленно вползла на мост. Старший лейтенант спокойно шел впереди машины. Словно не было ни одного разрыва.
Черт возьми, и такого человека я должен первым послать на смерть!
Танк поравнялся со мной. Я оторвался от перил и пошел рядом со старшим лейтенантом. Хоть этим искупить вину перед ним.
Мы прошли чуть больше половины. Осталось метров пятнадцать. Вдруг я почувствовал, что настил уходит из-под ног. Мы ускорили шаг. Побежали. Танк газанул и рывком выскочил на берег.
Нас уже ждал командир роты мотострелков, обвешанный подсумками с гранатами.
Бегом я вернулся на правый берег. Мост еще раскачивался и дрожал от боли. Гусеницы изуродовали настил. Мины шлепались в воду. Справа вырвало кусок перил вместе с настилом. Попадают, гады.
За спиной стукнуло танковое орудие. Так. Старший лейтенант вступил в бой.
Офицеры напряженно следили за моим приближением.
Танки у всех одинаковы. Чего это я всегда должен быть первым? Как бы чего не подумали?
Хрен с ним. Пусть думают. Мне и по штату сейчас не полагается быть первым.
— Товарищ гвардии младший лейтенант, вперед, на левый берег.
У него побледнел даже фонарь под глазом. Жалко, конечно. Беззащитный он какой-то. Необстрелянный. Я добавил уже не по-командирски:
— Поставите машину под тем деревом. Это вне огня. Ждите моей команды.
Он пошел к танку так, словно не было ног в его ватных брюках. И полез в башню. Ах ты, говнюк! Мин испугался! Ведь насколько спокойнее водителю, если на трудном участке перед машиной идет командир А водитель у него действительно не очень опытный. Дергает. То чуть не глушит, то рвет газ.
Я уже собрался догнать их и провести. Но мост вдруг пьяно качнулся и рухнул.
Танк погрузился в воду по самую башню. Этот, с фонарем под глазом, выскочил первым и стал карабкаться по сломанной ферме. Выбрался башнер, но снова полез в люк за товарищами.
Так. Все живы. Больше нет у меня дела к ним.
Черт возьми! Окончилась для него война. А говорят, что выживают лучшие…
Комбриг поманил меня пальцем.
— Займешь оборону фронтом на север.
Голос у него не такой уверенный, как всегда. Полковник. Хоть бы инженера своего позвал, прежде чем пороть херню. Сказал бы я ему!
Вот так всю дорогу. Субординация не позволяет сказать очередному херу моржовому, что он ни за что ни про что губит человеческие жизни. Полковник…
А может быть и он думает о субординации? Полковник подошел к мосту. На том краю стоял командир мотострелков.
— Держитесь, мотопехота, помните, что вы гвардейцы знаменитой танковой!
Командир роты вяло козырнул и, пригибаясь, пошел к холмику.
Поменять бы их местами.
Сгущались сумерки.
Подъехал 'виллис'. Комбриг сел в него и укатил. Комбат и адъютант старший поднялись в имение.
Огромные морозные звезды зажглись над войной. Горели пожары.
Я проверил посты и залез в танк. Ребята играли в подкидного дурака.
— Ждем тебя, командир, пора перекусить.
Башнер убрал карты и расстелил брезент. Лобовой стрелок передал мне флягу. Трофейная водка пахла тмином. Пить не хотелось. Но меховая безрукавка поверх гимнастерки и свитера была не лучшей защитой от пробиравшего до костей холода. Шинель, чтобы не мешала в танке, я оставил в батальонном тылу. Жаль. Днем оно ничего, а сейчас у меня даже душа замерзла.
Рядом со стреляющим я свернулся калачиком на дне башни. Механик-водитель и лобовой стрелок откинулись на своих сидениях. Башнер взобрался на мое. Выключили плафон.
На приборном щитке ярко фосфоресцировали цифры и стрелки. Двадцать часов, одна минута…
Я открыл глаза. Фосфоресцировал щиток. Двадцать часов, двенадцать минут. А мне показалось, будто прошла вечность. Что-то разбудило нас. Обычные звуки ночного боя не должны были разбудить.
Механик открыл люк.
К реке подходили солдаты.
Мы выбрались из машины и молча смотрели, как сваливают на землю тяжелые бревна, принесенные на солдатских плечах.
Еще подтягивался хвост колонны, а у реки уже стучали топоры саперов. Крепко запахло пиленой сосной.
Ко мне подошел капитан. Знакомое лицо. Конечно! Мы встречались с ним за Смоленском. Он был тогда лейтенантом.
— Здорово, Утюги. Вы ломаете — мы строим. Разделение труда.
— Строить — это дело хорошее.
— Смотря как и где строить. Вот мои ребята должны вам к утру построить низководный мост.
— К утру?!
— Ага. К восьми ноль-ноль.
— Ну, это вы, товарищ капитан, малость загнули, — сказал кто-то из танкистов. Капитан посмотрел на него и грустно улыбнулся.
Из-за реки, наростая, наваливался на нас сатанинский свист мины. Я уже собрался пригнуться. Но капитан стоял, словно ничего не происходит. И черт его знает, каким усилием я удержал невероятно отяжелевшую голову.
Мина доконала мост. Осколки и щепки наполнили воздух жужжанием и воем.
— Эгей! Санинструктора скорее!
Только сейчас я заметил, что у берега солдаты стоят по грудь в ледяной воде и заколачивают сваи.
Комбата я тоже заметил только в эту минуту. Он сидел на моем танке и полой шинели полировал наборный мундштук.
Мины рвались уже без перерыва. На развалинах моста. На левом берегу. На крыше утонувшего танка.
— Видите, капитан, — сказал комбат, — я предупреждал вас. Немцы пристреляли мост. А вы строите в сорока метрах от него. Дальше надо бы.
— Приказ есть приказ, товарищ майор. Я не могу передвинуть точку, поставленную на моей карте.
— У вас будут большие потери. Хорошо еще, что немцы не могут корректировать огонь.
Капитан изо всей силы ударил ледышку носком сапога. Ледышка отрикошетила метров на пятнадцать, ударившись в каток танка.
— Точка на карте… Такая злость иногда берет. Такая злость. Что ж вы, бляди, людей губите? Ведь можно воевать думаючи. Точка на карте…
Гвардии майор посмотрел по сторонам и тихо сказал:
