Смерть девушки у изгороди

крепко сидит на месте, и потом, надев один чулок, заглядывала в конец неразрезанной книги, купленной мною накануне.

Через пять минут она заливалась слезами.

- Зачем ты ее купил?

- А что?

- Почему непременно историю маленькой блондинки? Потому что я брюнетка? Понимаю, понимаю!

- Ну, еще что?

- Я понимаю. Тебе нравятся блондинки и маленькие. Хорошо, ты глубоко в этом раскаешься.

- В чем?

- В этом.

Она плакала, я рассеянно смотрел в окно. Входила горничная.

- Луша, - спрашивала горничную жившая у меня женщина, - зачем вчера барин заходил к вам в три часа ночи?

- Он не заходил.

- Ступайте.

- Это еще что за штуки? - кричал я сурово.

- Я хотела вас поймать. Гм... Или вы хорошо умеете владеть собой, или ты мне изменяешь с кем-нибудь другим.

Потом она еще плакала.

- Дай мне слово, что, когда ты меня разлюбишь, ты честно скажешь мне об этом. Я не произнесу ни одного упрека. Просто уйду от тебя. Я оценю твое благородство.

x x x

Недавно я пришел к ней и сказал:

- Ну вот я и разлюбил тебя.

- Не может быть! Ты лжешь. Какие вы, мужчины, негодяи!

- Мне не нравятся городские женщины, - откровенно признался я. - Они так запутались в кружевах и подвязках, что их никак оттуда не вытащишь. Ты глупая, изломанная женщина. Ленивая, бестолковая, лживая. Ты обманывала меня если не физически, то взглядами, желанием, кокетничаньем с посторонними мужчинами. Я стосковался по девушке на низких каблуках, с обыкновенными резиновыми подвязками, придерживающими чулки, с большим зонтиком, который защищал бы нас обоих от дождя и солнца. Я стосковался по девушке, встающей рано утром и готовящей собственными любящими руками вкусный кофе. Она будет тоже женщиной, но это совсем другой сорт. У изгороди усадьбы, освещенной косыми лучами заходящего солнца, стоит она в белом простеньком платьице и ждет меня, кутаясь в уютный пуховый платок... К черту приборы для вынимания соринок из глаз!

- Ну, поцелуй меня, - сказала внимательно слушавшая меня женщина.

- Не хочу. Я тебе все сказал. Целуйся с другими.

- И буду. Подумаешь, какой красавец выискался! Думает, что, кроме него, и нет никого. Не беспокойся, милый! Поманю - толпой побегут.

- Прекрасно. Во избежание давки советую тебе с помощью полиции установить очередь. Прощай.

На другой день в сумерках я нашел все, что мне требовалось: усадьбу, косые лучи солнца и тихую задумчивую девушку, кротко опиравшуюся на изгородь...

Я упал перед ней на колени и заплакал:

- Я устал, я весь изломан. Исцели меня. Ты должна сделать чудо.

Она побледнела и заторопилась:

- Встаньте. Не надо... Я люблю вас и принесу вам всю мою жизнь. Мы будем счастливы.

- У меня было прошлое. У меня была женщина.

- Мне нет дела до твоего прошлого. Если ты пришел ко мне - у тебя не было счастья.

Она смотрела вдаль мягким задумчивым взглядом и повторяла, в то время как я осыпал поцелуями дорогие для меня ноги на низких каблуках: - Не надо, не надо!

Через неделю я, молодой, переродившийся, вез ее к себе в город, где жил, - с целью сделать своей рабой, владычицей, хозяйкой, любовницей и женой.

Тихие слезы умиления накипали у меня на глазах, когда я мимолетно кидал взгляд на ее милое загорелое личико, простенькую шляпку с голубым бантом и серое платье, простое и трогательное.

Мы уже миновали задумчивые, зеленые поля и въехали в шумный, громадный город.

- Она здесь? - неожиданно спросила меня моя спутница.

- Кто - она?

- Эта... твоя.

- Зачем ты меня это спрашиваешь?

- Вдруг вы будете с ней встречаться.

- Милая! Раньше ты этого не говорила. И потом - это невозможно. Я ведь сам от нее ушел.

- Ах, мне кажется, это все равно. Зачем ты так посмотрел на эту высокую женщину?

- Да так просто.

- Так. Но ведь ты мог смотреть на меня!

Она сразу стала угрюмой, и я, чтобы рассеять ее, предложил ей посмотреть магазины.

- Зайдем в этот. Мне нужно купить воротничков.

- Зайдем. И мне нужно кое-что.

В магазине она спросила:

- У вас есть маленькие кружевные зонтики?

Я побледнел.

- Милая... зачем? Они так неудобны... лучше большой.

- Большой - что ты говоришь! Кто же здесь, в городе, носит большие зонтики! Это не деревня. Послушайте. У вас есть подвязки, такие, знаете, с машинками. Потом ботинки на пуговицах и на высоких каблуках... не те, выше, еще выше.

Я сидел молчаливый, с сильно бьющимся сердцем и страдальчески искаженным лицом и наблюдал, как постепенно гасли косые красные лучи заходящего солнца, как спадал с плеч уютный пуховый платок, как вырастала изгородь из хрупких кружевных зонтиков и как на ней причудливыми гирляндами висели панталоны из кружев и бантов... А на тихой, дремлющей вдали и осененной ветлами усадьбе резко вырисовывалась вывеска с тремя странными словами:

Modes et robes*

Девушка отошла от изгороди и - умерла.

* Шляпы и платья (фр.).