Освежителем воздуха пользоваться не стала, дождалась, пока вонь станет невыносимой. Потом спросила ее, не чувствует ли она плохого запаха.
Она покачала головой, с выражением лживой наивности на лице.
- Не лги мне. - Я схватила ее, ткнула носом в стену. - Принюхайся.
Таня заплакала, и я ее ударила. Она разрыдалась, и я, не в силах этого выносить, выбежала из комнаты. В тот вечер Кертис сказал мне, что я больна.
Наверное, мне следовало этого ожидать, поскольку стена недоверия между нами становилась все выше и прочнее, но его бессердечие больно задело меня. Если бы он хоть ударил пальцем о палец, чтобы помочь мне поддерживать в доме хотя бы видимость порядка, я бы подумала, что суждение это слишком поспешное и нет нужды принимать его во внимание. Но нет, он сознательно хотел спровоцировать меня и тем самым изолировать еще больше от себя и от дочери. И он своего добился, словесная перепалка перешла в драку, удары становились все сильнее. Внезапно мне открылось истинное лицо врага. Крича, царапаясь, я изгнала его из дому.
Прошло время. Теперь я одна. Иногда мне кажется, что Таня со мной, иногда - нет. Что-то вдруг начинает двигаться в ее кроватке. Пытается заговорить. По ночам чуть светится... Впрочем, тени часто чуть светятся. Я приношу ей еду, то, что не съедаю сама. Она стала хорошей девочкой, никогда не плачет. Похоже, другие слизняки научили ее молчать.
Соседний дом вернулся, и теперь я осознаю, что ничего не понимала. Дерево и штукатурка, гвозди, стекло, они мне ничем не угрожали. Как и сам дом. Он - лишь передаточное звено. Носитель иного мира, который противостоит мне, мира, в котором он рожден, мира, которому принадлежат его прошлое, будущее, настоящее. Мира, среда обитания которого - земля, мира, который властвует над семенами растений и сорняков, мира, который высылает против меня их корни, злобные щупальца, пытающиеся сквозь почву проникнуть в мой дом и замарать его.
Я закрыла окна линолеумом. Я пытаюсь сохранить дом в чистоте.
Вчера я нашла способ победить запах. Спичками с длинным черенком, которые Кертис держал у камина, я заткнула ноздри. Мгновенная боль стоит того, запах напрочь исчез. Моя воля становится все крепче. День за днем я набираюсь сил.
Этим утром я нашла красные брючки. Они лежали в чулане, под грязным бельем. Немного выцвели, на штанинах появились какие-то блестящие полоски. Швы в некоторых местах покрыла плесень.
Я натянула их, не отдавая себе отчета, что делаю, застегнула молнию, пуговицу. Погасила все лампы. Ткань, как паутина, прилипла к коже, когда я собралась лечь в стенном шкафу. В темноте, такой же плотной, как и моя воля, я сдернула с вешалок оставшуюся одежду Кертиса, без малейших признаков страха устроилась среди нее. И замерла, маяк в ночи, приманка, предлагая себя в жертву.
