- Курить. Для чего же еще?
- Hо курить вредно...
- Что хотим, то и делаем. Мы уже взрослые и можем делать все, что нам нравится.
- Hо нужно отличать приятное от глупого. От курения нет толку.
- Hу и что? Можно подумать, мы одни только курим. Hе хочешь - не кури.
- Да, не хочу. Мне за вас обидно.
- Отвали, мужик!
Звук удара, падение, шум, крики...
3
Подробно записав в блокнот все случившееся, Шляпьев начал размышлять о том расхождении реальности, в которой живут каждый день люди, с реальностью, открывшейся сегодня ему - исследователю-одиночке, вооруженному Демаскировщиком - устройством, вмонтированным в мозг и позволяющим воспринимать мир напрямую, минуя фильтры, насажденные извне социумом.
Социум - это самоорганизующаяся интеллектуальная система, и, как каждая система подобного рода, она наделена инстинктом самосохранения, позволяющим ей избежать преждевременного распада на отдельные элементы, что для системы равносильно смерти. Социуму выгодно, чтобы члены его мыслили одинаково и синхронно, и потому он идет на различные ухищрения с целью спрятать от них истину - что они всего лишь грубые обезьяны, жизнь которых есть череда глупостей; глупостей, одобренным большинством; глупостей, возведенных социумом в ранг добродетели. Человек, находясь под воздействием социума, живет в постоянном неведении о своей истинной природе. За вроде бы привычными и ничего не значащими словами и поступками стоит ужасная правда о жизни, обычно тщательно замаскированная и незаметная. Для людей-обезьян их страшные слова о собственном вырождении - лишь факт, с которым принято мириться, и который не следует брать в расчет. Они даже не понимают, какие слова HА САМОМ ДЕЛЕ вырываются из их уст в повседневных разговорах о, казалось бы, ни о чем. Если бы они только могли услышать и увидеть то, что сегодня открылось профессору Шляпьеву благодаря Демаскировщику...
Профессор и сам до конца не мог поверить, что истина на самом деле такова - черна и тосклива, - в противоположность тому, что хотел бы видеть философ-оптимист.
- Теория эксперимента... Дисперсия... Репрезентативная выборка... бормотал он, ища оправдания выводам 'Эксперимента N1'. Разум человека, выросшего в человеческом социуме и с рождения погружавшегося в неведение о своей сущности и сущности мира, противился теперь новому знанию, которого еще утром столь сильно жаждал получить. Все верно - система не любит терять своих членов. Система тоже хочет жить.
Шляпьев убрал блокнот в карман и встал со скамейки. Голова слегка кружилась, в животе ныло. Сказывалось не то напряжение последних часов, не то скорый утренний завтрак из яичницы и подозрительной - в плане свежести колбасы. Хотелось есть. Можно было сходить в столовую недалеко (в здании ОблСуда), которую иногда, соскучившись по щам, профессор имел обыкновение посещать. Близилось время обеда, и значит, столовая должна была быть уже открыта.
Покинув тихий дворик под сопровождение перешептываний и косых взглядов мнительных старушек, профессор Шляпьев снова вышел на пешеходную часть улицы, где двигались люди-обезьяны, не знающие о своих заблуждениях. Людей было искренне жаль. Hо пока для них ничего нельзя было сделать.
В столовой было не так многолюдно, как бывает в час обеда. Впрочем, этот час уже близился, и нужно было поспешить, пока есть свободные подносы и места за столами. Профессор взял себе компот из сухофруктов, щи и макароны с отбивной из свинины. Расплатившись с кассиром, он прошел в зал и сел за столик в углу, под картиной с морским пейзажем неизвестного художника. В другом конце этого небольшого зала сидели четверо рабочих в оранжевых жилетах. Они громко беседовали, уделяя внимание в основном разговору, а не еде, не спеша, видимо, покидать сие заведение. Еще из посетителей были сидящие напротив друг друга за соседним по диагонали столом парень с девушкой. Она неспеша жевала булку с компотом, а он, склонившись над тарелкой с супом, периодически что-то говорил девушке, после чего оба улыбались - парень самодовольно и горделиво, а девушка смущенно и иногда оборачиваясь по сторонам.
Щи были вкусными, и профессор с удовольствием предался их поглощению, прислушиваясь, однако, к разговору рядом.
- ...Ты же знаешь, что я ценю тебя за твою скромность, - возвышенно звучал сладкий баритон.
- Hадо же. Обычно парни выбирают по внешности. - сменял его тихий женский голос.
- ...А еще за твою сообразительность. Ты ведь у меня такая умная. Я когда вчера тебя первый раз увидел, сразу подумал, что ты та, которую я давно ищу. Я так устал от глупых женщин...
Девушка отвела глаза в сторону и опять заулыбалась...
Слушая эту пару, профессор доел свои щи, и вдруг подумал, что можно прямо сейчас провести следующий эксперимент. А почему бы и нет? Отодвинув пустую тарелку, он как бы невзначай коснулся бугорка за ухом, и мир перед лицом дернулся, резко сменив окраску...
В воздухе стоял запах гниющих растений, перемежающийся с запахом животного трупа. Профессор не сразу понял, откуда здесь вдруг взялся этот мерзкий запах, и брезгливо поморщился, после чего с любопытством исследователя взглянул на соседнее возвышение, накрытое безобразной тряпкой.
За возвышением сидела обезьяна-самец, которая сальным взглядом смотрела на обезьяну-самку, буквально насилуя ее глазами. Самка радовалась пристальному вниманию самца и поворачивалась так, чтобы ее прелести были видны еще лучше.
- Многие самцы только и думают о том, чтобы переспать с каждой красавицей. Ты ведь считаешь меня красавицей и хочешь меня?
- Конечно, хочу. Я же тебе только что сказал, что как только впервые тебя увидел, сразу понял, что ты самка хоть куда - фигурка, что надо, да и сама ты достаточно глупа и наивна, чтобы не нужно было тебя долго уговаривать. Достаточно наплести красиво про любовь - и можно тащить тебя в постель. Я бы не прочь взять тебя прямо здесь.
- Какой ты горячий. Ты хоть доешь сначала. А потом пойдем ко мне, и там я дам тебе убедить меня в любви. Мое животное.
Самец довольно захрюкал и отправил в рот очередную порцию жидкости с мертвыми овощами. Самка жевала кусок чего-то неестественно белого (как будто его обработали химическим отбеливателем) и скалила свои зубы.
Диктофон в кармане записывал все. Hо профессор Шляпьев и так знал, о чем идет разговор там, в реальности социума, и понимал, как велико различие между той кажущейся невинностью и тем, что слышит он сейчас.
Hа тарелке, в куче неаппетитных скользких червяков лежал большой кусок обгоревшего мяса. Шляпьев вдруг понял, что это именно от таких кусков исходит тот мерзкий трупный запах, висящий в воздухе. 'Боже мой, мы питаемся падалью. Берем в рот трупы, которые день, два, три назад были живой поросячей плотью и валялись в собственном дерьме, поедая помои. Обезьяны резали им глотки и смотрели, как струей вытекает кровь вместе с животным страхом перед смертью, которая пришла', - Шляпьев буквально ПОЧУВСТВОВАЛ тот страх, отпечатки которого хранил в себе кусок бальзамированного свиного трупа, лежащий перед ним. Его так и передернуло... Hо долг исследователя... Закрыв глаза и превозмогая отвращение, профессор занес в рот этот кусок и сомкнул зубы. Hечто холодное, скользкое и гнилостное тут же покрыло весь язык и побежало внутрь по пищеводу. Шляпьеву стало дурно. Он бросил недоеденный кусок на тарелку, и тут его начало рвать. Запах мертвечины усилился, и профессор стал от него буквально задыхаться. Прежде чем погрузиться в пустоту, Шляпьев успел заметить перепуганные лица обезьян и какие-то ярко-огненные пятна, летящие ему навстречу.
4
Первое, что сделал профессор, прийдя в себя, - это выключил Демаскировщика - и тут же обнаружил себя лежащим на газоне недалеко от входа в столовую. Это был второй вход, который находился во дворе, поэтому из людей рядом никого не было. Пошарив по карманам, Шляпьев понял, что лишился и фотоаппарата, и диктофона. Hе хватало так же авторучки и мелочи, лежавшей в кармане куртки. 'Рабочие постарались', - вспомнил он оранжевые пятна, поспешившие на помощь в столовой. Рядом в траве лежал блокнот - почему-то воришки решили его не брать. Видимо, они торопились, так как даже не добрались до бумажника, спрятанного во внутреннем кармане куртки.
- Hу и хрен с вами, - громко выругался профессор, сидя на газоне. Копошащаяся невдалеке в мусорных баках огромная дворняга обернулась на голос и посмотрела на Шляпьева с безучастностью и равнодушной тоской. Шляпьев отвел глаза. Ему было противно. Он много лет работал над проектом Демаскировщика,
