Они вернулись к Максиму. Главный сыщик как раз доедал последнюю картошку.
- Ой, извини, - сказал он Данику, протягивая уцелевший огрызок. Даник искренне отказался от оного в пользу приятеля.
(...)
Симрик изволил проснуться, а Кахновский выпучил глаза.
- Все сходится, - заголосил он, почти становясь на голову. - Говорю вам, все сходится! Вот, - он ткнул пальцем в лист, - черным, то есть, серым по белому: '... не реже раза в неделю пугать людей...' И туфелька!
- По-моему, тогда они явно перевыполнили обязательства... - сонным голосом пробормотал Максим.
Его растолкали и заставили бежать в садок для привидения. Но самые упорные поиски ничего не дали: одинокая туфля исчезла бесследно.
(...)
- Что случилось? Меня чуть не убили, а он спрашивает!
- Кто?
- А я что, видела? - Катька поняла, что заговорила, когда собиралась гневно молчать, и опять нырнула в одеяло. Даник сидел и сопел на краешке постели. Ему было очень стыдно. И любопытно тоже.
- Катька, - осторожно начал он. - Хочешь, я на колени стану? Или клумбу у Ростиславыча обдеру?
Катька повозилась под одеялом:
- Хочу.
С Виолкой Даник столкнулся в дверях. Какао расплескалось, а бутерброд классически упал маслом вниз, вызвав ярость дежурной и крыскину радость.
- Ножницы давай, - рявкнул Даник.
- Маникюрные подойдут? - Виолка глядела с обожанием. А потом ринулась в косметичку. На кровать посыпались тюбики туши, губной помады, заколки, тени и бантики.
- Вот!
- Все, я пошел.
- Чего это он? - спросила Виолка в пространство. А Катька выбралась из кровати и со стонами начала одеваться.
- Тебе лежать надо, - произнесла подружка неуверенно.
- Ща! Пропустить такую корриду!
(...)
Максим пропустил Катькину инсинуацию и торжественно поднял палец:
- Мы имеем живого преступника. К тому же, преступника нервничающего. А значит, совершающего ошибки!
- Первую он уже совершил, - пробормотал Даник. - Оставил ее в живых.
- Он старался, - Катька отряхнула руки, доломав о Даника букет. - Я не виновата, что ему не повезло.
- Зато теперь ты его знаешь, - сказал Максим. - И он может постараться еще раз, чтобы ты никому ничего не успела рассказать. Так что поторопись.
- Умрешь в хорошей компании.
Катька повела плечиками и, небрежно потянувшись, сняла с уха Даника повисший пион:
- А я ничего не видела.
Они с возмущением взглянули на Катьку. Быть так близко, можно сказать, рядом с разгадкой - и ничего не увидеть?!
- Жаль, что он этого не знает, - с насмешкой посочувствовал Даник, убивать раздумал бы.
- Возможно, это не входило в его намерения, - утешил Максим.
- Зато в мои - скоро войдет, - Даник демонстративно отряхнул с рубашки остатки зелени. - Так-таки ничего и не видела?
- Не-а, - вздохнула Катька. - Он подкрался сзади, фонарь не горел.
- Мужчина или женщина?
- Мужчина, кажется. Я чуть не сдохла.
- Здорово бы облегчила чью-то жизнь.
(...)
...Максим подумал и вычеркнул.
- Вот что, - надувшись, сказал он. - Мы должны поставить себя на место преступника. Если он хотел сделать гадость Жанночке - это одно, а если подстерегал нас или Катьку... Мы думаем на Жанночку, а он спокойно обделывает свои дела. Прекрасное алиби!
- Если не попадешься на краже.
- Не попался же. А заловили - мог сказать, что зашел по делу.
- Ночью?
Максим хлопнул ресницами:
- А в самом деле, отчего мы решили, что он заходил ночью?!
(...)
Тихий час - очень полезное для воспитателей время. Немного бурное в начале и в конце, но в середине... Существует мнение, что тихий час взрослые выдумали специально. И только потом стали оправдывать тем, что детская нервная система нуждается в отдыхе. Ща! Это их воспитательская система нуждается, что бы там ни говорили и ни писали высоколобые ученые мужи от валеологии. Так что тихий час - это здорово.
(...)
Валькира пожала плечами. Почему-то при слове 'игра' ей чаще всего вспоминались теплые воскресенья, желтые листья на фоне яркого осеннего неба, прозрачность веток и перестук деревянных мечей. Игра - это неограниченная возможность быть самим собой. Сбросить маску, не подстраиваться под обстоятельства, жить полно так, как больше нигде... ведь в игре даже смерти можно не бояться. И если прохожий шарахается от людей с деревянными мечами это проблемы прохожего. Почему он от пьяниц так не шарахается? Привык?
(...)
- Кстати, иностранное слово там было 'ковен' - ведьмовская организация.
- Ага, спасибо. Из факта третьего, - Максим внушительно поднял палец, вытекает желание одного известного нам человека поставить себе на службу эту суету. Кстати, мысль мы ему подали сами. Помните, когда он в акациях подслушивал? И он весьма умело подливал масло в огонь. Не корысти ради, а чтобы доказать себе и другим...
- Кто он? - не вынесла Катька. Глаза ее сверкали.
- Тот, кто на тебя напал, тот, кто облился Жанночкиными духами, в общем, тот, на кого мы могли подумать в последнюю очередь.
- Кто?!! - проорала Катька. - Убью!
- Тебя убьет, - пояснил другу Даник.
- Я назову это имя позже. Тем более, что оно не главное. Этот м-м... мужчина только помог усугубить замешательство и помешал настоящему преступнику добраться до клада.
На него уставились, как пораженные громом. А Максим довольно улыбнулся и произнес слегка укоряюще:
- Я же вам говорил, что читать полезно.
(...)
Сыщики перестали дышать. А неизвестный одним ловким движением перемахнул подоконник. Доска задвинулась, отрезая им путь к спасению. В бараке стало темно.
Двигаясь все так же уверенно (а по скопившейся тут пыли не скажешь, что у него богатый опыт!), преступник поскользил вдоль стены плавным ниндютским шагом. Не скрипнула ни одна половица. Мгновение - и он уже у печки. Еще мгновение... визг несмазанных петель заслонки... И громкое:
- Не шевелиться! Вы окружены!
