никогда не бывал за границей, поэтому купил замечательный атлас Германии и прилегающих стран. Где-то впереди должна была начаться новая отличная дорога, Ганс нашел ее в атласе и увидел, что она выведет его к границе кратчайшим путем. Дорога до новой покупки должна была занять два часа тридцать минут - до границы с Бельгией - и еще сорок пять минут на той стороне, Ганс все рассчитал.
Первые полчаса он проехал быстро, потому что названия городков были ему очень хорошо известны. Ганс жил в большом городе, но университетские корпуса и Гансова гостиница располагались в зеленом пригороде, там, где сады частных домов плавно переходили в рощи и фермерские хозяйства, а те, в свою очередь, в деревни и маленькие городки, где жили родственники Ганса. В одном из пролетевших поселков жил троюродный дядя со своей семьей. Иногда родня собиралась у них по праздникам. В другом городке, слева по борту, жила Гансова любимая тетя Хайди, к которой маленького Ганса всегда привозили печь печенье в первое воскресенье декабря. Во второе и третье воскресенья до Рождества она сама отправлялась печь печенье с племянниками из двух других родственных веток. Иногда с Гансом хотели печь печенье и другие тети, но раз начав с тетей Хайди, Ганс уже не менял порядок.
Своих детей у нее не было, и тетя Хайди вместо мамы дарила Гансу рождественский календарь. На нем было двадцать четыре кармашка - по числу дней до Рождества - которые она заполняла небольшими, но щедрыми гостинцами. Она могла бы не говорить Гансу, что надо следовать порядку: у маленького Ганса всегда хватало силы духа с первого декабря брать каждый день только один подарок и не заглядывать в следующий кармашек.
В этом декабре тетя Хайди подарила Гансу ящик 'Потса' - двадцать четыре бутылки отличного пива. Вкусно, но одинаково!
Ганс подумал, как он научит Риту печь печенье с племянниками и мастерить календари для их будущих детей. И до нынешнего Рождества остались считанные дни, главное - впереди, а покупка машины - это прекрасное начало больших праздников... мечтательно подумал Ганс и тут заметил, что не знает, где едет. Городок тети Хайди он давно проскочил, и на значках появились незнакомые названия. Ганс, конечно, слышал о них, но почему они менялись каждые десять километров? То один пропадет, а потом появится, то другой! 'Где-то здесь должна начаться новая шоссейка, - вспомнил Ганс. - Надо встать и карту посмотреть'. Но стоянка не попадалась, зато на знаках возникли совсем уж неизвестные деревеньки - он о них слыхом не слыхал! 'Опять все сломалось?' - метнулось у Ганса в голове, как давеча во дворе, и от этой неожиданной поломки вся сила духа оставила его, он впал в ярость и панику. 'Нет никакого порядка!' - кричал он тому, кто поставил на этой дороге не направление к Бельгии или названия больших городов, а имена мелких деревушек. Тут Ганс погрешил против истины, ибо совсем забыл, что он сам, его родня и знакомые тоже искали на дороге деревни, когда отправлялись друг к другу в гости. Просто в этом районе жители ездили не в те поселки, к которым привык Ганс.
Он съехал с автобана#, порылся в атласе и решил добраться до новой шоссейки через симпатичный городок, расстилавшийся перед ним. Указателя на новую дорогу не было, но Ганс положился на карту и здравый смысл. Через десять минут городок кончился, дорога влекла его дальше, а указатель еще не появился. Зато Ганс въехал во второй поселок. Взгляд его упал на часы: план движения нарушился на двадцать восемь минут! Его охватил ужас, он помчался быстрее. Но не тут-то было! На этой, среднего размера дороге водители вели себя совсем не так, как на автобане. Там все выжимали из машин отличную скорость. Особенно этим отличались те, из частных фирм, на БМВ. Ганс давно заметил, что на БМВ ездят самые агрессивные. Сам-то Ганс любил умеренную скорость и часто шел по средней, спокойной полосе. Пять минут пройдет, сзади пристроится какой-нибудь на БМВ и начнет фарами мигать, Ганса подгонять, хотя это запрещено! 'А вот на этой, средней дороге, все эти герои еле тащатся, даже поворотов боятся! - радостно подумал Ганс, потому что он-то был настоящим профессионалом: он на любой дороге ехал с одинаковой скоростью. - Куплю хорошую машину и поеду, как они. На дороге нужно быть первым'.
А вот и знак - шоссейка впереди. По ней Ганс быстро докатит до границы и наверстает уже сорок пять потерянных минут. Вот показался мост - там построена новая дорога. Ганс проскочил под мостом и, обомлев, встал на обочине. Мост был и дорога была, но на месте въезда на нее вздымались заметенные снегом горы щебня и песка! Ее еще строили - но она уже красовалась на карте. Заблудился! Потерялся! Ганс выскочил из машины, ткнул указательным пальцем в ближайшую кучу песка и, не сводя с нее пальца, затопал ногами. С дороги ему гуднули, что-то крикнули, но Ганс не слышал. Он скакал около машины, ругаясь и поднимая руку все выше, пальцем указывая всем на эту самую свинскую в мире работу. 'Сломалось! Сломалось!' - вопил Ганс, заваливаясь в умственный хаос. Нет ничего невыносимей, чем свиньи, которые нарушают правила! И не нарушают, а даже не хотят их устанавливать! Гансовы налитые, хорошо натянутые щеки вдруг одрябли и затряслись, как у папы. 'В суд подам!' - грозно вскричал он и еще тверже ткнул пальцем в проклятые кучи. Напоследок указал на саму дорогу, на снег, на щебень и на мост. Полез в машину.
'Все из-за этого объединения! Сколько денег вбухали в Восточные земли, а ведь коту под хвост! - Ганс, хмурый, как туча, думал о том, сколько платит он сам и всякий немец с каждой получки на восстановление. - Из-за них и марка падает... - Не мог Ганс привыкнуть к евро: - Марка - старые, солидные деньги, на них были хорошие немецкие лица... А эти евро? - годятся каким-нибудь итальянцам, французам... нет у них своего лица! Все становится хуже... - горевал Ганс, - беспорядок появился, даже с дорогами. Вот и карту испортили...' - он в отчаянии разглядывал сиротливо заметенные кучи, на которых никто не копошился, никто не строил...
Деваться некуда. Дороги нет. Надо ехать назад и там пробираться по новому плану. Это Ганса скосило - он почувствовал, что невыносимо голоден. И то подумать: около двух часов прошло, а он еще не закусил! Когда они семьей путешествовали в Кельн, их за три часа высаживали три раза - заморить червячка.
Ганс зашел в кафе. Турецкое кафе, и за стойкой турки. Ганс весь подобрался. Но дешево... Их донеры с кебабами он есть не будет. Ему принесли жареных сосисок и глубокую мисочку горчицы. 'А это обученные турки, подумал Ганс, осмотрев количество горчицы, потом настороженно оглядел двух парней, весело болтающих за прилавком. - Еще на турецком говорят...' Один из них что-то жарил, другой говорил, руками размахивал. Вообще-то Ганс ничего против иностранцев не имеет, у него их полный дом, сорок квартир гостиничного типа. Но там другие иностранцы... там знакомые, Ганс к ним привык. А эти - настоящие иностранцы. Особенно они отца донимают и всех старших: тетушек, дядюшек. Ганс отвел глаза и слегка повернулся на стуле в другую сторону. А молодежь, племянники, думал он, легче это переносят. Хотя Ганс, когда мальчишкой был, тоже терпимо относился, а с возрастом ему стало труднее. Отец ворчал: пускают в страну всех без разбору, они не могут найти работу и садятся нам на шею. А Герхард думает, что надо делать, как англичане и американцы: брать только специалистов, чтобы они не учились за немецкий счет, а одну прибыль стране приносили. Отец с ним не согласен. Он специалистов боится: кто же, говорит, даст иностранцам хорошую работу - ведь они у немцев хлеб отобьют! А Герхард считает, что от этого только дело страдает: эмигранты на самом дне социальной лестницы торчат, а мы на них за это злимся. Но как бы то ни было, иностранцам редко дают хорошую работу, выходит, как отец говорит. Так, как все считают.
А если правде в глаза посмотреть, то эмиграция никому не нравится, все это - выдумки правительства, до добра страну не доведет. 'Вот Риту взять она считается немкой, - Ганс обиженно вспомнил мысль, которую он обдумывал несколько месяцев. - Но ведь она не настоящая немка и говорит с акцентом - а как быстро немецкий паспорт получила!' Гансу надоело слушать эту турецкую речь, а сосиски он доел. Он заплатил и отправился в сторону автобана.
Через полчаса он обогнал машину, водитель стоял рядом и, отвернувшись от дороги, писал на обочине. Через пару километров - второй. Ганс подумал, что и ему надо, остановил машину и занялся делом, слегка отвернувшись от потока машин. Это было вовремя, потому что скоро он влетел в обширную пробку и проторчал в ней час двадцать. Нервно поглядывая на часы, Ганс вспомнил, как один жилец, вернувшись из отпуска, ругал пробки на немецких автобанах. Ганс тогда сказал: 'У ремонтников - свой порядок'. А тот знай заладил: 'Порядок один - обеспечь свободный проезд!' Ганс сразу увидел, что тот понять не может всех деталей, и не ответил ему. Он давно заметил, что у иностранцев все какое-то облегченное, что ли... Они до самого нутра дела дойти не могут. Он даже спорить не стал с этим жильцом, потому что объяснить это нельзя, но каждый немец без слов понимает: во всяком деле есть особый порядок, его только надо знать. И дневной ремонт на автобане - часть какого-то плана, от этих иностранцев скрытого. Надо все точно в своей голове строить, как леса строительные красиво стоят. Даже если на них дом не насажен, все равно уже в них самих все имеется. А голова иностранца... это то, о чем даже думать не хочется...
Пробка подвинулась к автозаправке, где Ганс решил переждать, а заодно выпить кофе, не теряя
