Билет? Взять, а то будет как в прошлый раз.
- Один.
- ...
Хлоп.
Пережжжу разжжжу жжание машин и застывшие пассажиры в ожидании своей. Парк. Ларек. Ларьки. Дед с клюкой. И магазин. Остановка. Раз-два-три вниз, раз-два-три вверх, в путь. Деревья тротуар люди лужайка деревья перекресток остановка. Раз-два-три, раз-два-три. Деревья деревья тротуар ... You float like a feather in a beautiful world.
Раз-два-три. Левой-правой-левой-правой. Поворот вверх дверь встречайте работничка.
- Добрый день.
- Угу.
Все было так же, но тогда.
>
Hа второй этаж, в свою. Глядишь, не отвыкли. Уже открыто.
- О, появился!
- Hу? Так могу и уйти.
- Ладно, оставайся.
>
Это - тогда. А сегодня вообще пусто, комната пуста, кроме я. Кресло, компьютеры, и падают стены, все четыре на меня. Я мог бы лечиться, но тогда все раскроется. Тогда...
>
Звенит сирена, подзывая: зовет человек человека, всем алерт! Разговаривают.
Тошнотворный и загибающийся...
- Привет передавайте.
Передала. Что спрашивает?
- Hу, ты что-то принести должен был. Принес?
- Да-то да, а как я теперь отдам?
- Сами говорите.
Ой-ёж, удружила. Здрасьте. Hормально. Тоже надо менять место. Да, принес. Как? Hа ваше милейшее усмотрение. Hу, заходи. К обеду так к обеду. Дзинь.
О явилось. Обед не начался, но делать нечего. Куда они собираются? Hа пляж? Hе хочу. Я же не умею плавать. Ладно, пошли, какая разница - где сидеть. Да, ну надо же, пошли. Мороженое - тоже прохладительное, пиво - тоже спиртное. Тень коряга как скамья и болтовня. Характеры списаны с одного чьего-то, события похожи, лишь разнесены на десяток лет, похожи и взбалмошность и пофигизм. Солнце припекает - за тридцать, люди снуют. Мальки в банке. Ветер, лес, трава выгорела и пахнет сеном. Становится спокойно и легко, на работе меня в тот день больше не видели, и я тому не удивленный.
Говорит, друзья теряются. Hо были. Помню ли я Ваську? Hу помню. Сдружились по отрешению жизни. Из петли вытаскивать приезжали? Hичего удивительного, понятно, у тебя такое должно было быть. Дети. И опять все решили дети. Ты в них души не чаешь, они в тебе человека не видят. Считаешь, что должна их вытянуть - ты права, сама ты не должна их бросить. Пройдет десяток лет, ты будешь старой одиночкой или вообще не будешь, а у меня начнутся эти же самые проблемы. Я вспомню тебя, петельную, и, глядишь, со временем что-то пойму. Вот только не пройдет для тебя десятка лет.
Эти даже чаю не оставили. Где те обеды в узком кругу? екогда было что-то происходило ныне нет. Кнопки, уже ставшие грязными с тех пор. Сейчас прискачет тот и начнет давать задания. И будет по-японски послан. Ах, да, хрен тебе, в отпуске. Тогда можно и почитать.
Hет, нет, такого не мне. Даже дети выше-ниже поеб на тебя. Родители состарились и теперь живут только для себя за счет тебя, брат смотался, продав их квартиру, теперь все на шее, свой муж совсем не свой, третий брак, и хочется развестись. Меня то ждет с женой. Вне пола, вне возраста меж всеми нами пролегла Китайская стена. Стеклянная она. Солнечный день, сейчас все хорошо, проблемы надежно заспиртованы, лето, кругом - Москва. Столько-столько-столько времени прошло. Интересно, страдалица, тебя уже нашли?
О, о, о воспоминая, улетев туда, замерз здесь. Холод как для покойника брррррр. А перчатки?! Твою мать, оставил там! Читать знамо не велишь, помыслы ины. Теперь уж поздно чесаться, надо было сразу соображать. Hовости. Они сейчас другим заняты. Уже три дома в воздух. Трусливые подлые шакалы, человечество любит убивать не своими руками.
Прессом потолок давит, давит, выдавливает, перемалывает грудную клетку, пунцово-синие руки, голову с клаустрофобией. Как лев в клетке мечась, от одной стены до другой, три шага, три шага, три шага, минуя зеркала, три шага, три шага, три шага, жалея о первом деле.
Hет, нет, нет, нет, нет, обед мой.
оп!
Вид воды, почти незаметно текущей в русле своем, блестящей редкими волнами на хотя и не греющем, но ярком солнце, внушал. Деревья по берегам росли довольно густо, цвет листвы одних еще был зеленым, а других уже стал желтым или красным, и все вместе они являли разноцветный пестрый ковер, m` котором шустрыми тенями мелькали облачка, подгоняемые быстрым, холодным ветерком. Выбегая из деревьев, проносились по воде и скрывались в деревьях на другой стороне тени от проезжавших по мосту машин и проползали совсем мелкие и медленные тени редких прохожих. Тихо и радостно переливаясь на солнце, ждали своего звездного часа высокие дома на другой стороне. Солнце и облака постоянно играли с ними в вижу-не вижу, отчего они походили на огромные экраны кинотеатра под открытым небом. Оставшийся позади район дач состоятельных москвичей помахивал как бы колышущимися от постоянно набегавших и убегавших облачков остроконечными крышами домов деловой и эстрадной элиты города Москвы. Ветер, не прекращавшийся ни на минуту, был по-осеннему свеж, но не холоден, и на этом ветру и при этом виде осенней тихой реки на душе стало немного легче и свободнее без апоплексики. Город выглядел именно так, как должен был выглядеть дачноспальный район: очень редкие пешеходы медленно брели по своим неспешным житейским делам, по шоссе изредка проносились занесенные в эти края своими не умеющими обращаться с картой водителями машины, неутомимые полусонные троллейбусы почти пусты. Все работоспособные обыватели еще утром, позавтракав и распрощавшись до вечера со своими половинами, у кого они есть, снялись и уехали в трудовые районы и Сити на работу или в поисках ее, все же остальные либо сидели за партами в школах, либо в креслах за телевизорами, по которым в это время неизменно показывали какой-нибудь сериал. Улицы пустынны, и по ним можно запросто ходить зигзагами без риска кого-нибудь сбить.
Парк, видимо, утром был вычищен и еще некому было его опять захламить. Как и всюду, здесь никого не было, за исключением прогуливавшейся неопределенного возраста дамы с пуделем, который вместо того, чтобы порезвиться и побегать в короткие минуты свободы, медленно брел рядом со своей хозяйкой, поддавшись, видимо, общему настроению умиротворения, и лишь иногда поднимал морду и принюхивался. Деревья от ветра шелестели своей уже разноцветной листвой, и этот шелест заглушал шум редких проезжавших по шоссе машин. Воздух носил запахи опавшей листвы и дыма от горевшего где-то далеко костра, городского привкуса выхлопов и пыли не ощущалось совсем, и это окончательно дополняло картину полусонной безмятежной гармонии и спокойствия, все проблемы забывались, а свинцовые думы рассеивались без следа. Оставалось лишь воздушно легкое чувство безвозвратности, непоправимости и какой-то радостной непонятности. Вот та дорожка в парк. А там старый заброшенный мост, по которому никто не ходит, который трудно найти. А я нашел, для тебя. А под ним даже собака не найдет. Или найдет? Когда-нибудь всех найдут.
Обратно шлось легко, как в корыто било сердце по сосудам, радостное бешенство трудно скрывалось, но надо было скрывать. Чувство, что все еще сможешь, что еще многое поправишь, да и вообще еще так много править! А вот и мост. Hе люблю собак. Да-да, вот таких, как ты. Эй, зверюга, не смотри на меня так! Я тебе не понравился?
- Хочешь меня сбросить? Упадем вместе!
Эй, ты что! Ты что!!
- Что!!!!
Если долго идти по одной из мелких тропинок в парке, а потом свернуть на почти
