лечебницы, скажите мне, для того, чтобы я внутренне настроился на жизнь в компании сумасшедших.
- Неужели ваша история так необычна? - восхищенно удивилась Таня.
- Еще как необычна...
- Тогда вы ее расскажете сегодня.
Горбовский не ответил и отхлебнул из стакана. Приятное тепло растекалось по телу, глаза слипались сами собой, комната плыла куда-то вдаль, лицо Тани расплывалось и исчезало в сладком тумане.
'Откуда же я знаю это лицо, откуда?.. Откуда?.. Почему оно так знакомо мне?..' - лениво думал Горбовский, с трудом удерживаясь на стуле прямо.
- Ой, простите меня, Партан! Я сейчас вас уложу, - услышал он сквозь сон.
Потом он смутно помнил, как раздевался, как ткнулся лицом в прохладную подушку - и всё провалилось в сонное забытье.
*
Он спал крепко, без сновидений, а проснувшись, по привычке бодро соскочил с постели и бросился к двери каюты - раньше всех успеть в умывальник их пятой секции. Лишь сделав несколько шагов по направлению к двери он увидел, что находится в незнакомой комнате. Маленький столик с книгами у окна, рядом - полированный секретер, у стены диван-кровать, на которой спал Горбовский, а посреди комнаты, под люстрой - круглый обеденный стол, на котором лежала записка, придавленная массивными золотыми часами.
Горбовский подошел к столу, взял записку. 'Ушла на работу. Вернусь к пяти часам. Еда на кухне в холодильнике. Хозяйничайте сами. Подождите меня. Таня'.
Горбовский подтянул трусы, положил записку на стол и, взглянув на часы, отправился обратно к постели. Вдруг он повернулся, еще раз внимательно взглянул на часы и тихо охнул. Он пододвинул ногой стул, обессиленно опустился на него и дрожащими руками взял их со стола. На основании часов, под циферблатом были выгравированы слова, которые он прекрасно знал с детства.
- Дорогой Танюшке в день двадцатилетия, - медленно прочитал он и испугался, что уронит часы на пол - так дрожали его руки.
- От любимого дедушки, - задумчиво сказал Горбовский и облокотился на стол, охватив голову руками.
Часы назойливо тикали возле уха Горбовского, и он все крепче сжимал голову, уткнувшись носом в холодную клеенку.
- Мама, моя милая мама... - простонал он, стиснув зубы. - Моя жена...
Теперь Горбовский понял, что хотел сказать отец. Понял, что значил странный взгляд матери. Два человека на серой бетонной дороге знали, что прощаются с ним навсегда...
...Он не помнил, сколько времени сидел так, раздетый, забыв про неубранную постель. Голод напомнил ему о времени. Он взглянул на часы
- было двадцать минут пятого - торопливо вскочил, натянул на себя серебристый костюм, заботливо повешенный на спинке стула, убрал постель и побрел на кухню.
Он гремел кастрюлями, готовя обед, и не слышал как пришла Таня. Она остановилась в дверях.
- Здравствуйте, Партан.
Горбовский отскочил от плиты, повернулся к девушке, в пестром фартуке, с поварешкой в руке, и она рассмеялась, глядя на его растерянную физиономию.
- Большое вам спасибо, Партан. Идите в комнату, я доделаю все сама.
Она мягко взяла у него поварешку, сняла о него фартук, и он сел на диван в комнате, готовясь к необычному рассказу.
Они пообедали в тишине. Горбовский ловил на себе взгляды Тани и лишь ниже опускал голову.
Таня вымыла посуду, Горбовский вытер ее, и они вернулись в комнату.
- Ну что ж, Партан, я жду вашего рассказа.
Таня села за столик у окна, облокотилаоь на него и с любопытством взглянула на Горбовского.
Он постоял посреди комнаты, потом медленно сел на диван.
- Послушайте, Таня, - он замялся. - Вы - моя жена.
- Что?!
- Я хотел сказать, моя будущая жена...
- Ух ты! - у нее перехватило дыхание. - Вы решительный человек, Партан!
- Не смейтесь, ради бога! - Горбовский вскочил с дивана и подошел к ней. - Bы действительно моя будущая жена. Но это еще не все... Дело в том, - Горбовский в упор взглянул в серые глаза девушки, - что вы еще и моя мать... Вы будете моей матерью...
- Это интересно! - Таня откинулась на спинку стула и с любопытством разглядывала Горбовского. - Может быть, я еще и ваша будущая бабушка?
Горбовский подошел к столу, взял часы.
- Эти часы вам подарил на день рождения ваш дедушка, Василий Андреевич. Правильно?
Таня ошеломленно кивнула.
- Откуда вы знаете?
- Он мой прадедушка.
Горбовский опустил голову, потом исподлобья взглянул на Таню. Она молча разглядывала его.
- О черт, что я говорю! - простонал Горбовокий. - Вы принимаете меня за сумаошедшего. Ладно, буду говорить по порядку.
Он поднес часы к лицу, задумчиво произнес:
- Да, всё это шутки времени. Оно тоже способно иногда идти по кругу, как вот эти стрелки...
Он поставил часы на место и зашагал по комнате - от стула, на котором сидела Таня, до двери в кухню - и обратно.
- Меня зовут Партан Горбовский. Я родился в одна тысяча девятьсот
семьдесят шестом году, - произнес он громко и раздельно.
Таня невольно взглянула на календарь над столиком.
- Да-да, - Горбовский остановился, поднял руку. - Я знаю, что сейчас идет семьдесят пятый. Узнал из газет. В то же время я родился в сорок третьем году, поскольку мне тридцать два. Послушайте, Таня, - Горбовский порывисто шагнул к неподвижной девушке, - ведь ваша фамилия Пархоменко. Через год у нас родится сын и мы назовем его Партаном в честь вас, моей жены. Партан - это сокращенное Пархоменко Татьяна. Мое отчество Партанович. Господи, вы опять ничего не понимаете! Не смотрите на меня так! - умоляюще воскликнул Горбовский.
- Я попытаюсь всё объяснить.
Итак, я родился в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. Мои родители - Партан Горбовский и Татьяна Пархоменко. Вчера я ломал себе голову, где я мог видеть ваше лицо. Теперь мне всё ясно: я однажды видел фотографии моей матери, сделанные в годы ее молодости - так ведь это и есть вы! Из рассказов матери, то есть из ваших рассказов, я знаю, что мы переехали отсюда через год после моего рождения, то есть в семьдесят седьмом. Мой отец был монтажником, потом работал на одном из северных космодромов, а мать была врачом. Ведь вы врач?
Таня, не сводя широко раскрытых глаз с шагающего по комнате Горбовского, кивнула.
- Я окончил школу, - продолжал Горбовский, - потом институт и в девяносто восьмом году, приобретя специальность космического монтажника, получил направление на орбитальную станцию 'Родина'. Почти десять лет я провел над Землей, монтировал космические станции... Ну, вы представляете, что это такое? У вас ведь уже был запущен 'Салют' и 'Скайлэб'.
Таня опять молча кивнула.
- Ну вот, я строил, в принципе, такие же станции, только болвших
размеров, предназначавшиеся для длительной эксплуатации. Несколько
раз в год я навещал родителей - они жили в Петрозаводске, - а потом
вновь возвращался в космос. Так продолжалось до пятнадцатого июня две
тысячи восьмого года. В тот месяц - этo было всего неделю назад - не удивляетесь, сейчас вы всё поймете, так вот, в тот месяц я вновь улетал на 'Родину'. В последний день перед отлетом отец зашел ко мне в комнату. 'Партан, - сказал он, - мне нужно поговорить с тобой'. Я отложил книгу и повернулся к нему.
