нерешенными вопросами.
- Пойти в гостиницу, где останавливалась Савина? - предложил Лыков.
- Там я уже был и кое-что выяснил. И мы сейчас поедем по одному адресу.
Милицейская машина остановилась у подъезда пединститута.
- Здесь, - кивнул головой Морозов. Они быстро поднялись на второй этаж и, пройдя по коридору, очутились в приемной ректора. Ректор, пожилой седеющий человек в пенсне, уставился на вошедших в кабинет милиционеров удивленными глазами.
- Здравствуйте! - ответил он на приветствие Морозова и Лыкова. - Чем обязан? Прошу, садитесь. Студенты мои набедокурили?
- Нет, уважаемый Матвей Тарасович, не студенты, - спокойно заговорил Морозов, усаживаясь в кресло.
'Они, наверное, давно знакомы', - отметил про себя Лыков.
- Не студенты, Матвей Тарасович, - повторил Морозов. - Нас интересует ваш сотрудник, кандидат филологических наук доцент Боровой Федор Михайлович. Мы бы хотели с ним встретиться и поговорить.
- Пожалуйста, - ответил ректор. - Только доцент Боровой сейчас на лекции, но лекция, - Матвей Тарасович взглянул на часы, - оканчивается через десять минут. - Ректор нажал на кнопку, вызвал секретаря и отдал распоряжение.
- Хорошо, Матвей Тарасович, мы обождем, - сказал Морозов. - Но чтобы не терять времени, можете ли вы сейчас дать нам характеристику доцента Борового? Как он ведет себя в пединституте, в быту?
- Это нетрудно сделать, - ректор повернулся к капитану Морозову. Нетрудно потому, что Федор Михайлович Боровой характеризуется с самой положительной стороны. Он культурный, объективный, пользующийся авторитетом человек. У него много серьезных научных работ. В быту он весьма скромен, хотя в личной жизни ему не повезло. Его жена ушла... Какие там были причины, мне судить трудно. Говорят, что характером не сошлись. Живет он один, имеет хорошую квартиру. На сколько мне известно, Боровой встречается с одной женщиной, она к нему часто приезжает. Фамилия ее Савина, Людмила Федоровна Савина. Своих симпатий и серьезных намерений к ней Боровой ни от кого не скрывает. Но мне, говоря начистоту, Савина не очень понравилась. Правда, я видел ее только один раз. Вечер у нас в институте был. Так на том вечере она мне несколько скрытной показалась, знаете, с таким характером... все только для себя. Мы, педагоги, сразу многое замечаем. А может быть, я и ошибаюсь...
Скрипнула дверь кабинета, и тут же послышалось:
- Разрешите, Матвей Тарасович, вы меня приглашали?
Ректор повернул голову и взглянул из-под пенсне на вошедшего.
- А, Федор Михайлович! Прошу, заходите.
Боровой вошел, несколько недоуменно посмотрел на милиционеров.
- Это к вам, Федор Михайлович, капитан Морозов со своим сотрудником. Знакомьтесь, - сказал ректор.
Морозов, а затем Лыков поздоровались за руку с Боровым.
- Я слушаю вас, товарищи, - все с тем же недоуменным взглядом проговорил Боровой.
Морозов молчал, стараясь с ходу понять и разгадать этого человека: преступник он или нет. Но доцент Боровой произвел приятное впечатление на капитана Морозова. Черные вьющиеся волосы, чуть подернутые серебром виски, полные губы, внимательные, притушенные какой-то внутренней грустью карие глаза...
- Собственно говоря, - начал Морозов, - мы люди службы и вступлений делать не будем. Дело в том, что сегодня утром в седьмом часу в сквере у гостиницы была обнаружена в бессознательном состоянии гражданка Савина Людмила Федоровна. Ее кто-то пытался убить.
- Где она сейчас? Как она? - тихо вскрикнул Боровой, и лицо его побледнело.
- Гражданка Савина находится в областной больнице. В сознание пока не пришла.
- Вы говорите, не пришла, - тревожно прошептал Боровой. - Уже вечер, прошел целый летний день... Куда она ранена?
- В голову каким-то твердым тупым предметом, - ответил капитан Морозов. - Успокойтесь, Федор Михайлович. Будем надеяться, что все обойдется хорошо. Но мы хотели, чтобы вы, Федор Михайлович, нам кое в чем помогли. Мы знаем о вашем знакомстве с Людмилой Федоровной.
- Понимаю, понимаю, - Боровой провел рукой по волосам. - Если у вас есть вопросы, то прошу задавать. - Боровой подошел к графину, налил стакан воды и залпом выпил.
- Разрешите мне уйти, видимо, я все-таки буду мешать, - обратился к капитану Морозову ректор, немало озадаченный происходившим.
- Нет, нет, оставайтесь, Матвей Тарасович, вы нам не помешаете. Я вас, Федор Михайлович, хочу спросить, - Морозов встал и подошел к Боровому. Кольцо золотое вы подарили гражданке Савиной в день ее рождения?
- Да, я подарил. Одел на палец в ресторане, где мы отмечали вдвоем это торжество.
- А после ресторана как вы провели вечер?
- Ну, знаете, товарищ капитан, это уже мое личное дело, - несколько раздраженно проговорил Боровой. - И тем не менее прошу извинить за такой ответ. У меня самые чистые, самые искренние чувства к Людмиле Федоровне. Могу сообщить, если это необходимо для следствия, что после ресторана я ее провел до дверей гостиницы и поехал домой один. И больше Людмилу Федоровну не видел. А теперь я ухожу, - Боровой решительным шагом направился к выходу и скрылся за дверью.
- Я его таким еще никогда не видел, - пожал плечами ректор. - Но знаю, он пошел к ней в больницу, Боровой не отступит.
Из райцентра был вызван муж Савиной Иван Петрович Савин. Капитан Морозов по срочному делу уехал в Минск, и Савина 'принимал' младший лейтенант Лыков.
Иван Петрович уже знал, что его жена Людмила находится в больнице в критическом состоянии. Когда речь зашла о золотом кольце, Савин заявил, что он супруге не дарил никаких колец и на ее пальцах их никогда не видел. Рассказывая о совместной жизни, Савин старался подробно охарактеризовать с разных сторон свою супругу и все больше с отрицательной стороны. А вот он всегда был хорошим семьянином, сильно любящим своего сына Сережу.
- Ваша жена, что, не любила сына? - спросил Лыков.
- Тут о ней я ничего не могу сказать плохого, - быстро заговорил Савин. - Она своего, нашего сына любит... Если бы она меня так любила, как сына! Пусть даже наполовину, я был бы счастлив. - Савин несколько помолчал, потом достал платок, утер лицо и снова заговорил так же быстро, как бы боясь, что ему не дадут высказаться до конца.
- Но дело в том, что наш сын любит больше меня, чем ее, мать... Целый год мы были разводные, я жил отдельно, у матери, но не забывал сына и очень часто приходил к жене и забирал его с собой погулять, побродить по городу.
- И мать разрешала брать его с собой? - спросил Лыков.
- А что она могла сделать, он прямо бегает за мной. Конечно, Людмила после моего прихода и ухода всегда долго плакала и убивалась... Но я был неумолим и приходил за сыном.
- Вам не жалко было жены, видя, как она горюет о сыне?..
- Конечно, жалко. Я в это время предлагал сойтись. Сын нас и соединил снова... И если бы не эта поездка...
- Так, так, гражданин Савин, - прервал его Лыков. - Но если вы так любите жену и сына, то почему тогда пускали в ход кулаки, избивали мать своего ребенка? В чем вы усматривали ее вину? И вы только что характеризовали ее больше с плохой стороны, фактически, поносили супругу... Так как же понять тогда вашу любовь к ней?
- Я и сам не знаю, - проговорил Савин. - Такой уж у меня характер. Но я даю слово, что больше бить жену не стану, пусть только быстрее поправится.
- Будем надеяться, - ответил Лыков и отпустил Савина.
Прибывший вечером из Минска, капитан Морозов сразу же прочитал протокол допроса Савина, потер ладонью лоб и ничего не сказал Лыкову.
