каждый постарается забыть эту дорогу, эти годы, эти рейды, вообще - все. Если сможет.
Когда до границы осталось совсем немного, в небе появилась огромная надпись: 'До свидания!'. Между словами 'до' и 'свидания! было большое расстояние, и все его занимала страшная морда, отчаянно кривлявшаяся и поминутно высовывавшая длинный, тонкий, змеиный язык...
Рабочий и интеллигент разом выкинули окурки, а Ипат не спешил. Он докурил до самого фильтра. Звездочка сигареты канула в темноте. Они повернулись и пошли дальше, а когда свернули на улицу Дерзаний, Ипат вдруг вспомнил, что именно здесь живет тот самый Семен Бредихин из третьего взвода. И к нему надо обязательно зайти. Ну хотя бы на пять минут.
А может, вытащить его из дома? А что? Они бы ходили всю ночь по улицам и молчали. И этого было бы достаточно.
Что ж, надо действовать.
Он оставил своих товарищей под ближайшим фонарем, а сам вернулся...
Дом был одноэтажный, деревянный. Полусгнивший забор. Скрипучая калитка. Двор посыпан белым песочком. Дверь в дом оказалась почему-то не запертой.
Он включил фонарик и шагнул внутрь.
Итак: прихожая. Продранный диван, старые стулья. На стене - гипсовая пастушка, с нарисованной улыбкой на глупом лице. А это что? Кухня? Расшатанный стол, два табурета, довольно новая газовая плита. А это? Гостиная: обитые бархатом диваны, картинки с целующимися голубками. Телевизор под кружевной салфеточкой. На окнах герань и алоэ. Мило.
Спальня. Железная кровать, старый матрац. На стенах полуобнаженные девушки из журналов. Шкаф. В нем несколько гражданских костюмов и военная форма. Из-под кровати выглядывает дембельский чемодан.
Спальня была последней комнатой в доме, и здесь он задержался дольше, внимательно разглядывая смятую постель и валявшееся на ней мужское белье. А потом посветил в сторону подоконника и вздрогнул. Что-то было на нем, что-то знакомое, какое-то пятно... Он подошел поближе и, поднеся фонарик к самому окну, увидел, что это след. Волчий. Огромный отпечаток когтистой лапы.
И все встало на свои места. Ипат вдруг понял значение 'до свидания', когда он уезжал из Лемурии, смысл этого следа на подоконнике и многое другое. А еще он понял, что нельзя вести войну за пределами своего государства так, чтобы она не пришла к тебе домой. Нет локальных войн. И то, что происходило в Лемурии, безусловно, вторжение, которое идет полным ходом, и уже не первый год. Только не мы вторглись в Лемурию, а она ежедневно вторгается к нам, через тех, кто из нее вернулся. И нельзя увильнуть от ответственности. Мы посеяли эту войну. Плоды ее будем пожинать мы же. А кто еще? И вот один из этих плодов. Вот он. На подоконнике.
И словно под воздействием того, что он понял, живое существо, спавшее у него в груди, вдруг проснулось и, развернувшись, рванулось наружу.
Мир взорвался, расплескался разноцветными брызгами, а потом обвалился на него, как гора из сотен тысяч кирпичей, и наступило беспамятство...
Очнувшись, он понял, что лежит на полу, и попытался встать хотя бы на четвереньки. Это ему удалось. Он подумал было о фонарике, но обнаружил, что глаза у него уже привыкли к темноте и фонарик не нужен.
Теперь остается только встать. Потому что надо идти. Там, на углу, его ждут интеллигент и рабочий. И надо спешить. Потому что след на окне указывает на то, что оборотень близко и может в любой момент накинуться на них. Вот только надо найти фонарик и автомат.
Ипат снова попробовал встать и упал. Что-то происходило с ним. А может быть, и не только с ним, а со всем миром. Что-то очень странное.
Он поглядел вниз и увидел, что вместо ног у него волчьи лапы. И ничего в этом удивительного не было. Наоборот, все было абсолютно правильно.
Еще секунду он не верил в случившееся, а потом, осознав до конца, что это все же не сон, клацнул зубами и протяжно завыл...
