печатать вместе с текстом и картинки.
Первые печатные издания очень напоминали по внешнему виду рукописные книги.
Вскоре печатни-типографии появились и в Италии, и в Чехии, во Франции, в Англии, Польше...
В славянских землях печатным делом прославился доктор Франциск Скорина. Был он родом из города Полоцка - почитался первым книжным печатником в Белоруссии и Литве.
Любил Скорина науки (учился в двух университетах), многое знал и умел. Сам же переводил, сам украшал свои книги, сам печатал. В этих изданиях видел он 'вечную память и славу свою'.
Были и другие славянские печатни. В Южной Европе, на Балканском полуострове, в далёкой славянской стране Черногории, захваченной турками, в городе Цетинье, в 1493 году удалось начать выпуск печатных славянских книг. Когда иноземные угнетатели помешали этому делу, то печатню перенесли в город Венецию. Иногда книги из Венеции доходили и до Москвы.
ЗАБОТА ГОСУДАРСТВЕННАЯ
Книжное слово
свет дневной.
(Старинное изречение)
Иностранные послы, купцы, монахи привозили иногда с собой в Москву белокаменную книги. В Кремлёвских палатах у Ивана Грозного находилась обширная библиотека славянских сочинений, рукописных книг на греческом, латинском и других языках.
Московский митрополит Макарий, живший в пору Ивана Грозного, приказал собрать книги, ходившие по Руси, исправить все ошибки и неточности и составить чтения на каждый день. Эти тома назвали - 'Великие Четьи Минеи', - Великие (большие) книги для чтения ежедневно, на каждый день месяца. Теперь, когда мы смотрим на двенадцать толстых томов 'Четьи Минеи', то видим, что на полках разместилась целая библиотека древнерусской литературы. Работа по составлению этих Великих чтений заняла много-много лет.
Но книг по-прежнему не хватало. Словесной мудрости ждала Казань, требовали Сибирь, Урал, Волга, другие земли. Всё чаще посматривали просвещённые москвитяне на книги, привозимые из других стран.
Учёный монах Максим Грек, приехавший в Московию из дальних мест, рассказывал, как он в юности дружил со знаменитым типографом-издателем книг в Венеции Альдом Мануцием, чьи издания малого формата расходились по всему миру. В Венеции, рассказывал Максим Грек, печатались книги на многих языках, иногда - и на славянском. Почему бы и Москве не обратиться к заманчивому способу?
Сначала хотели печатать книги на славянском языке в чужих землях. Но прикинули - далеко, да и возить трудно, дорого, неудобно. Не завести ли, мечталось, печатню в самой Москве? Но кто этим займётся? Кому это по плечу? Где такого человека отыскать?
ИВАН ФиДОРОВ
Духовные семена
надлежит мне
по свету рассеивать.
(Иван Фёдоров)
Нашёлся такой человек. Звали его - Иван Фёдоров. Слыл он в многолюдной Москве книжником. Трудно было отыскать в кремлёвских храмах и теремах сочинение, которое бы он не знал. Митрополит Макарий, проведший долгую жизнь среди книг, художников и писцов, видел, что дьякон Иван Фёдоров, как воин оружием, украшен премудростью. Отличал его Макарий более всех, даже царю Ивану Грозному о нём говаривал, что Иван Фёдоров хитр (способен), разумен и смышлён.
А какие руки были у Ивана Фёдорова - быстрые, сильные, проворные, любоваться не налюбуешься. За что ни возьмётся - всё у него получается. Писал Фёдоров быстро и красиво - самых лучших писцов брала зависть. Мог Иван любую букву затейливо начертать на бумаге, резал на досках изображения - гравюры. Пристрастился из Кремля ходить к Неглинной, на Пушечный Двор и научился там литейному делу... Словом, не было работы, которую бы не сумел и не смог бы сделать Иван Фёдоров.
Долгой зимней ночью зажжёт Иван светильник-лампаду, очинит гусиное перо, положит перед собой книгу и начнёт её переписывать. Гудит метель в маленькое слюдяное окно, ветер поёт в печной трубе, а Иван Фёдоров выводит букву за буквой, тщательно рисует узоры, читает и перечитывает слова. Одним ударом и дерева не срубить, а чтобы переписать 'Пчелу' или 'Золотую Цепь' - так называли старинные сборники - надо не разгибать спину несколько месяцев. Нелегкая работа, зато книга получается на славу. От строчки к строчке бежит рука; думает Иван о том, что дятел и дуб продалбливает. Не жаль бессонных ночей, а жаль тех, кто книг не имеет.
Когда же Иван Грозный решил завести в Москве Печатную избу, то новое и трудное дело поручили Ивану Фёдорову с его содругами. Никто не удивился этому выбору.
В народе про Ивана Фёдорова тогда так и говорили: хитрец, то есть такой умелец, что и в чужих землях не сыскать.
* * *
Прежде чем пройти на многолюдную Никольскую улицу, что ведёт на Красную площадь, Иван Фёдоров встал на зелёном пригорке и посмотрел вдаль, туда, где за Неглинной-рекой синели леса.
Иван Фёдоров смотрел на чистую, как слеза, воду, а перед глазами его возникала сказочной красоты Книга. Никто её ещё не писал. Родные славянские буквы, привычные для слуха слова, но вся Книга - на новый образец. Над ней не сидел согбенный переписчик. Она не привезена из-за три-девяти земель. Она - своя, родная, близкая. Московская. Её - оттискивают, печатают... Всего несколько часов - и вот уже две, десять, двадцать, сто, двести совершенно одинаковых книг. Книги укладывают на возы весёлые, добрые молодцы, и едут книги по дорогам - Казанской, Тверской, Владимирской...
Но это только сон. Неужели такое возможно? Неужели одна печатня сотни писцов заменит? И он, Иван Фёдоров, за один день сделает то, чего не смогут переписчики книг за всю осень и долгую зиму?
И пойдёт книжная слава Москвы, и потекут реки мудрости по всем краям земли российской.
НАЧАЛО
Доброе начало
половина дела
(Поговорка)
Скоро только сказка сказывается...
Много лет ждал Иван этого дня. О нём мечтал, когда при свете лучины срисовывал долгими зимними ночами затейливые буквы - одна краше другой со старых рукописных книг. Денёк этот виделся, когда Иван резал доски для гравюр-рисунков, отливал литеры-буквы, шрифты из металла, мастерил из дерева печатный станок. Последний был самого простого устройства - давило да выдвижная доска, на которой помещалась рама с набором, текстом. Когда нажимали рычаг, то давило опускалось на раму с набором, покрытым краской. На влажной бумаге, положенной между давилом и набором, получался оттиск отпечатанная страница.
В голубизне весеннего неба сияли золотые маковки кремлёвских соборов и теремов.
За Неглинной, над проталинами, звенели жаворонки.
В избе пахло оловом и свинцом.
Много недель пришлось потрудиться над отливкой литер-букв, шрифтов. Когда их оттискивали на бумаге, то они не отличались от тех, что писались рукой.
Много труда ушло и на изготовление разнообразнейших заставок, рисунков большого и малого размеров.
Рисунки изображали и кедровые шишки, и диковинные плоды - ананасы, маковые головки, виноградную листву.
Взял страницу Иван Фёдоров, оттиснул на ней узор, вырезанный на доске и смазанный чёрной краской. Потом оттиснул украшения, всё, что надо было напечатать для красоты красной краской. Дальше шли буквы более мелкие.
Вот и готова первая страница!
Иван Фёдоров внимательно просмотрел и прочёл её сам, потом дал прочитать лист Петру Мстиславцу, потом остальным помощникам, собравшимся в избе. Хорошо!
Не успел Иван Фёдоров налюбоваться делом своих рук, как во дворе раздался шум. Все бросились к окну и увидели возле ворот всадника в собольей шапке, соскочившего с коня. Двор заполнили повозки, и в Печатную избу вошли митрополит Макарий и царь Иван Васильевич, опиравшийся на костяной посох. Остановились возле печатного станка.
Иван Грозный взял в руки свежий, ещё пахнущий краской оттиск и долго держал его перед глазами. Потом передал оттиск Макарию. 'Понравилось', подумал Иван Фёдоров и с облегчением вздохнул.
Книга - она называлась 'Апостол' - выглядела внушительно и красиво. Она ещё очень напоминала
