производимом только что разругавшим его секретарем райкома.
Тучей навис Батыев над Амурским.
Он не терял времени. Зашел в сельсовет, поздоровался. Спросил, приехал ли кто из города, и, узнав, что приехавший в школе, велел послать туда Рябовских.
В школе работал следователь.
- Ну как, как? - нервно спросил Батыев. - Оговор или...
- Какое там! - ответил следователь.
Пришел встревоженный, растерянный Рябовских.
Батыев смолк, сел на парту, точно успокоился, и вдруг пернатым, бросающимся на маленькую пичужку хищником, налетел на уполномоченного.
- Ты член партии?
- Да.
- Директивы партии знаешь?
- Да.
- Так как же ты, Рябовских, посмел ослушаться партию?
Рябовских молчал.
- Законных средств тебе было мало?
Рябовских молчал.
- Давно в партии?
- Два года.
- Где работаешь?
- В коммунхозе.
- Давно?
- Три месяца.
- Где работал раньше?
- На текстильной фабрике.
Батыев не двинулся, но, казалось, он всплеснул руками.
- Сам рабочий и плюешь на директивы рабочего класса?
Батыев встал, легко отодвинул рукой затрещавшую парту и распорядился, обращаясь к следователю:
- Отобрать оружие. Допросить. Арестовать.
Пошел к выходу. Подозвав следователя, он распорядился уже тише:
- Отправить его в город ночью, чтобы меньше шума было. Да не забудьте накормить парня.
И, вспомнив кстати, что сам он ничего не ел со вчерашнего вечера, Батыев просительно обратился к Бородкину, председателю Амурского сельсовета:
- Поесть где-нибудь можно?
- Пожалуйте... Сведем вас к одному кулачку, - услужливо предложил Бородкин.
- Ты в уме? - остановил его Батыев. - Мы к кулаку не пойдем. Веди куда попроще... Заплатим же!
Хозяин - совсем молодой парень. Кудряев. Бедняк. Встречают нас приветливо и спокойно. Жена Кудряева - женщина редкой красоты - накрывает стол синеватым, с красными вышитыми петухами полотенцем. Наскоро,
но вволю пьем чай, без молока, без сахара, с пышными калачами и кислыми огурцами.
Кудряев беседует сдержанно, степенно. Вдруг он спохватывается:
- Что ж я растерялся! Выпьете самогонки?
Батыев усмехается:
- Мы не пьем.
Должно быть, он говорит неправду: должно быть, пьет. Но без лишних глаз и, значит, без лишних разговоров.
- Какое тебе задание дали? - спрашивает он Кудряева.
Парень удовлетворительно отвечает:
- Меня совсем освободили, не нашли у меня излишков. Только...
- Что только?
- Только я девятнадцать пудов вывез... Излишков.
Кудряев улыбается.
- А соседи как?
- Соседи не везут.
- Почему?
Батыев нахмуривается.
- Боялись. Мне вот ничего не велено было сдавать, а я нашел все-таки излишки... Сдал, по сознательности сдал, а товарищ Рябовских накричал на меня, что я мошенник и что если у меня девятнадцать пудов нашлось, то я еще сто девяносто найти обязан.
Кудряев развел руками.
- А ведь я беден... Только-только хозяйство налаживать начал.
Перед собранием бедноты Батыев обращается ко мне с просьбой помочь проверить хлебофуражный баланс, высчитать средние цифры и проценты. Брезентовый портфель Батыева полон таблиц и диаграмм.
- Цифры - они дают ясное представление, они все об'ясняют, - с увлечением утверждает секретарь райкома.
Мы лихорадочно считаем.
Раскладка как будто бы правильна. В среднем каждое кулацкое хозяйство должно сдать 236 пудов, зажиточное - 165, середняцкое - 96, бедняцкое - 34. На размышление наводит исчисление урожайности с десятины: у кулаков - 43 пуда, у зажиточных - 40, у середняков - 56! Возмущаться надо выполнением: кулаки выполнили 16 процентов задания, зажиточные - 19, середняки - 53, бедняки - 25.
Вооруженные этими цифрами мы идем на собрание бедноты.
Низкое, просторное и душное помещение сельсовета полно людей.
- Тут есть... - Бородкин наклоняется к Батыеву и шепчет.
- Лишенцев немедленно удалить, - громко распоряжается Батыев.
Несколько человек, недовольно ворча, пробираются к дверям.
Собрание открывается.
Слово предоставляется товарищу Батыеву.
Я торопливо несусь по бумаге, стараясь возможно подробнее записать доклад секретаря райкома.
Голос Батыева то гудит властно и торжественно, то вдруг стихает и сменяется выразительным шопотом, то усиливается вновь, перебивается поговоркой и, наконец, начинает гневно греметь:
- Не поймешь, да пойдешь - так упадешь. Так и ваш уполномоченный: ничего не понял, споткнулся - а вы не подсобили. Тоже поступили несознательно. Ведь мы перестраиваем государство. Трудящиеся строят новую жизнь. А вы отстаете! Соберем хлеб, засеем весной всю землю, соединимся в колхозы и через пять лет почище наших господ жить будем... Коммунистов боитесь! Хлеб бережете. Знаю, знаю я ваши разговорчики: мол, коммунисты от отчаянности хлеб собирать хотят. Коммунисты хотят из всей страны общежитие сделать. Коммунистам романовские долги платить надо. Коммунисты от буржуев откупаются, чтобы войны не было... Не верьте кулакам! Чепуха все это. Коммунисты хотят крестьян организовать, чтобы ни один чорт и подумать никогда не посмел отобрать у вас землю. Машинами вас хотят снабдить. Грамоте научить. Людьми сделать. Не верьте кулаку!.. Уполномоченный ваш перестарался - под суд его отдаем. Дело делай, рукам волю не давай. Но и другое понимать надо: хлеб в перчатках не заготовляют. А у вас хоть один кулак описан? Привлечен к ответственности? Распродан? Не время нынче сидеть у берега да погоды ждать. События со слуха понимать надо. Вы же спали...
Но иногда Батыев загибает совершенно невероятную фразу:
- Политическая экономия учит понимать аграрную политику и экономические ресурсы, конкретно и об'ективно определяет каждый индивидуум и индивидуальный случай. Диференциация и расслоение доказано диаграммно, но рентабельная проблема экономики стимулирует темп всеми фибрами наших сфер и
