Овечкин Валентин Владимирович
Ошибка
Валентин ОВЕЧКИН
ОШИБКА
Силантия Федоровича Агаркова колхозники звали дед Ошибка.
- Завязывай, Петро, мешки получше, чтоб не просыпал, а то дед Ошибка выгонит тебе чертей!
- Бросай курить, ребята, бери вилы - дед Ошибка идет!
Силантий Федорович - старик суетливый, всегда сердитый и нахмуренный. Зычный голос его выделяется из шума на молотильном току, как труба в духовом оркестре, и слышен далеко в окружности, особенно когда что-нибудь не ладится - идет зерно в полову или остается в соломе невымолоченный колос.
- Это его наш бывший начальник политотдела так прозвал, с тех пор и пошло: дед Ошибка, - объяснил мне один колхозник из той же второй бригады, в которой состоял со своим семейством Силантий Федорович, и однажды в свободную минуту рассказал историю странного прозвища Агаркова.
- Дед он такой, как бы сказать, с заскоками или же с уклоном на старый режим. Всякое дело до старого примеряет. Выбирали мы первый раз колхозное правление, ну, все как полагается, - записали кандидатуры, начинаем голосовать, а дед разбушевался: 'Не тоже так: помахали руками и готово садись, Ванька, за председателя, руководствуй нами! Ведь наш колхоз побольше, чем у пана Деркача экономия была, тут ума нужно, чтоб таким хозяйством управлять! Надо им, кого хотим выбрать, пробу сперва сделать'.
Стали его урезонивать: 'Не туда загнул, дед! Что ж это - лошадь на базаре покупаешь? Запряг в дроги: а ну, садись человек десять, погоняй рысью!' Дед свое: 'Можно и людям сделать пробу. Вот как пан Деркач делал. Помер у него старый приказчик, надо было нового на его место определить. Позвал Романа-ключника и объездчика Федула. 'Гляди, Федул, - говорит пан, - едет по хутору мужик. А ты, Роман, видишь, из леса кто-то выезжает? Бегите, узнайте - куда они едут'. Побежали они. Первый Федул вернулся, запыхался. Узнал про своего мужика - едет в село Куракино. 'А откуда едет?' - спрашивает пан. Почесал Федул затылок. 'Беги обратно!' Вернулся Федул. 'Из Латоновки едет'. - 'А по каким делам едет он в Куракино?' В третий раз побежал Федул- догонять мужика.
А тем временем возвращается Роман. 'Едет, говорит, тот человек из слободы Кирсановки, а путь держит в город на базар коня покупать. Малость выпивши. Ежели еще ему поднести, так в аккурат вашего слепого мерина за хорошую цену можно сбыть.
Я ему расписал - полета заглазно дает'. Вот! Так и взял пан приказчиком Романа. Вишь как умные люди делали!'
Ну, тут ему, конечно: 'На старый режим хочешь повернуть?
Нам твой пан не указ!'
Или вот такое: когда сошлись мы в колхоз, и вот уж перед тем, как выезжать на посевную, привязался дед к правленцам:
'Дозвольте молебен отслужить! Это ж не шутейное дело. И деды и прадеды наши однолично жили, а мы порешили - гуртом.
Что, как не сладится?' Начал было уже со стариков самообложение собирать, чтоб попу заплатить.
Придет, бывало, на степь в бригаду и - до кухарки: 'Что варишь?' 'Борщ с бараниной'. Ну, тут дед как разойдется, аж в хутор за три версты слыхать: 'Опять с бараниной? Какой же дурень в эту пору, весною, режет баранов? Мясо пожрем, а овчины - хоть выбрось! Куда они, стриженые, годятся?
Хозя-ева! Безотцовщина, пустодомы!' А ездовые: 'Жалкотебе?
Что жрать-то, ежели один борщ, да и тот без мяса?' - 'Не подохнете! кричит дед. - Баранина и в молотьбу пригодится.
Весною можно и цыбулю с квасом. Что дома лопали? Вчера только сошлись в колхоз и подавай вам уже всякие разносолы!
Нажить сперва надо!'
Или пристанет к посевщикам: 'Зря ячменем все поле засеваете, лучше бы овса добавили. Нонешний год на Николу лягушки квакали, - овес должон бы уродиться', И ходит, зудит:
'Не слухайте бригадира - сейте овес'. Или - лошади не так спарованы. Его кобылу надо бы с Пантюшкиной спрячь, они и до колхоза спрягались, привычные, а Серегиного хромого - с Андрюшкиным сухожплым, нехай уж в паре хромают. Дед - перепрягать, а ездовые не дают. Ругаются ребята: 'Что ты за шишка такая, что порядки тут наводишь? Тебя ж не выбрали еще председателем? Ступай домой, командуй над своей бабкой!'
В первую веснуг как стали работать мы колхозом, очень суетился дед, а потом видит - по его не выходит, овес не сеют, баранов режут - заскучал. В бригаду не стал уж ходить, все возле потребилки околачивался, где собирались на раскур табаку кому делать нечего. Раз как-то пришел я к нему вечером, сидит бабка одна, деда нету. Подождал немного, слышу - снаружи кто-то возится под окном, стену лапает и ругается потихоньку: 'Где ж они, проклятые? Днем тут были, а зараз нету...'
'Дед, что ли?' - спрашиваю бабку. 'Вот-то, говорит, как видишь, и дверей не найдет'. - 'Так чего ж ты, говорю, пойди открой'. - 'А ну его, нехай ночует на дворе. Одурел на старости!
Дожил до седьмого десятка и рюмки в рот не брал: не идет, говорит, а зараз - пошла. Да еще какую моду взял, черт старый: чуть что не по его хлеб не допекла пли пуговку на штаны не пришила, зараз тянется в морду дать! Озлел, как цепной пес!'
А угощался дед у Чепеля. Был у нас такой единоличник закоренелый, на прошлой неделе только вступил в колхоз.
У него, бывало, все старики собирались. Шатаются по хутору, как неприкаянные, ну, куда? - до Чепеля. Сегодня Чепель ставит литру, завтра другой - по очереди. Яблоками закусывали - сад у Чепеля хороший. Так их и прозвали - колхоз 'Веселая беседа', а Чепель за председателя там был.
Но на собрания дед приходил обязательно. Тут уж он брал свое! Председатель, бывало, посылает рассыльных по дворам и приказывает: 'Только тому срывщику горластому не загадывайте'. А дед будто нюхом чует, когда собрание. Хоть и не зовут, так придет. Сядет в темном уголку на задней скамейке, и только, бывало, разойдется председатель, станет нам докладывать про посевную кампанию да начнет с того, как он на польском фронте два дня эскадроном командовал, когда командира убили, а дед кричит: 'Слышь, Петька! Брось про это, слыхали уж много раз. Ты лучше ответь на вопрос: дохлые кобылы воскресают или нет?..' Председатель как услышит дедов голос, аж головой закрутит, будто зубы у него заболят, а дед продолжает свое: 'Нет? А вот в нашей бригаде воскресла. Давеча булгахтер с бригадёром считали, считали - недостает одной кобылы, написали акт: разорвали, дескать, волки, а она нынче утром заявляется - в грязюке вся по уши, худущая, как шкилет!'
Счетовод совается на стуле, будто на мокрое сел, а колхозники шумят: 'Как же так? Где же она была?' Бригадиру некуда деваться, объясняет, что кобылу бабы вытащили на огородах из копанки (был у нас тогда бригадиром Поликарп Устименко, жулик оказался, судили его после), а ввалилась она туда ночью на попасе еще третьего дня.
А дед уже полевода распекает: 'Илюшка! Чего ж ты не похвалишься, сколько вчера дудаков подстрелил?' Тут уж все за животы берутся, один дед сидит, как статуй, глазом не моргнет. Полевод наш - злой охотник был. Как увидит - дудаки за курганчиком пасутся, про все на свете забудет. Раз этак подбирался к ним, три километра на животе прополз - ничего не выходит! Ляжет в бурьян - дудаков не видно, поднимется - уходят дудаки, не подпускают пешего. К ним надо на подводе подъезжать или же с подкатом. Так он что придумал: пришел на загон, где пахали, вывел одну упряжку из борозды, - погоныч тянет быков за налыгач, а он идет за плугом с ружьем.
Полдня кружили этак по степи вокруг того места, где дудаки паслись, таких кренделей начертили плугом, будто кто с пьяных глаз обчинал загон (вгорячах и плуг позабыли выкинуть), полгектара не допахали, а дудаков совсем было уже приготовился полевод стрелять, - чья-то баба шла с бахчи спугнула...
Так и пойдет собрание кувырком. Кричат все: 'Давай, дед, давай! Поддай жару!' Раз как-то говорит дед: 'Что это в нашем колхозе, как бывало у Савки Мошны: купят, продадут - никто ничего не знает!' Мошна был такой мужик на нашем хуторе. Купит лошадь, даже сыновьям не скажет правду - за сколько. Все, бывало, тишком делает. Придешь к нему - зараз амбары, конюшню запирает, чтоб не узнали, сколько у него хлеба, да скотину не сглазили. Так вот дед и говорит: 'Порядки у нас, как у Мошны. Видим свинарники правление строит, свиней племенных, значит, собираются покупать, а что да как - ничего нам не поясняют. Может, по тыще рублей за штуку платить, - так эти свиньи и штаны с. нас стянут. Я на таких свиней не согласный,