превращения субъективного в объективное, и если я безусловно верю в бессмертие, то я бессмертен чуть ли не действительно, чуть ли не объективно...'
- Виктор! По-маленькому! - донеслось из соседней комнаты.
Петушков крякнул и поднялся из-за стола.
Он побывал в комнате матери, вынес ее горшок в туалет, немного постоял у кухонного окна, потрепал за ухом Наполеона, передразнивая его ласковое урчание, и вернулся к письменному столу.
'Вообще вопрос отношения, - через минуту писал он, - до такой степени доминирует над мыслью, что делает ее бессмысленно-бессильной, напоминающей динамомашину, которая работает вхолостую, поскольку нет ни одной проблемы, которую* можно было бы решить положительно, однозначно, включая кардинальный вопрос: что такое христианин? Ортодокс ответит, что быть христианином прежде всего значит чаять Воскресения из мертвых по примеру Иисуса Христа, хотя в этом случае не наблюдается никакой разницы между христианином, мусульманином и буддистом. Протестант скажет, что бог есть любовь, с чем согласятся также женщина и индус. Для толстовца суть христианства заключается в непротивлении злу насилием. Атеист скажет, что христианин - это такой темный человек, который на практике придерживается десяти заповедей, а их как раз исповедует иудей. Наконец, логично будет предположить, что быть христианином значит прежде всего довольствоваться тем, что есть...'
----------------------------------------------------------------------
* Хотя его и покоробил этот грубый повтор, он оставил место без исправления, кстати припомнив, что Лев Толстой позволял себе натолкать в одном и том же предложении сколько угодно 'что'.
----------------------------------------------------------------------
Вошла жена, села в кресло напротив, положила ногу на ногу и сказала, сделав мыслящее лицо:
- Я хочу с тобой посовещаться насчет грибов.
- Каких еще грибов?! - проговорил, наморщившись, Петушков.
- Я сегодня утром купила на базаре десять кило грибов. Теперь нужно решать, что с ними делать: то ли засушить, то ли заморозить, то ли замариновать.
Петушков сосредоточенно молчал, изо всех сил стараясь удержать в голове фразу 'Иначе ад'.
- Если мариновать, то нужен девятипроцентный уксус, сахар, гвоздика, лавровый лист...
Путушков сказал:
- Заклинаю тебя: уйди!
Жена обиженно вытянула губы трубочкой и ушла.
Вдруг на дворе громоподобно ухнуло артиллерийское орудие, и стекла в окнах задрожали, мелко-мелко, как затряслись. Петушков сразу понял, что это выстрелило мемориальное орудие, поставленное в память победы под Москвой, но не придал выстрелу никакого значения, так как был слишком занят фразой 'Иначе ад'.
Вернулалсь жена, но застыла в дверях с удивленным лицом и вытянутой вперед ладонью, точно она кого-то пыталась остановить.
- Там эти пришли, - сказала она, - не знаю, кто... а заводила у них сантехник, который нам испортил водопровод...
- Ну и что? - рассеянно спросил философ.
А вот что! - сказал Вася Самохвалов, отодвигая жену рукой. - Ну ты, мыслитель, давай проваливай отсюда к чертовой матери! Теперь мы тут с Клавдией будем жить!
