Мачеха

хлопотливое дело, как крупная фабрика. Теперь вы почти такой же хозяин фабрики, как я. Вы довольствуетесь жалованьем, правда, немалым, но быть может, все же не соответствующим тем услугам, которые вы мне оказываете. Теперь я понимаю, почему вы так бескорыстны.

Фердинанд. Потому что это у меня в натуре, граф.

Генерал. Допустим. Но разве сердце тут ни при чем, а? Фердинанд, вы знаете мои взгляды на сословные различия и преимущества. Все мы создали себе положение только собственными трудами: я ведь тоже был когда-то простым солдатом. Доверьтесь же мне. Мне все рассказали. Вы влюблены в одно юное существо... Если вы ей по душе — она ваша. Жена моя ходатайствует за вас и, признаться, много в этом успела — мое сердце на вашей стороне.

Фердинанд. Так это правда, граф? Графиня ходатайствовала за меня! О сударыня! (Падает к ее ногам.) Ах, в этом поступке сказалось все величие вашей души! Вы — само совершенство, вы — ангел. (Бросается к ногам Полины.) Полина! Моя Полина!

Гертруда (генералу). Видите, я угадала, он влюблен в Полину.

Полина. Сударь, дала ли я вам когда-либо, единым взглядом, единым словом, право называть меня по имени, как вы только что назвали? Я крайне удивлена, что внушила вам чувства, которые, бесспорно, могут быть лестны для кого-нибудь другого, но которых я отнюдь не разделяю. У меня лично более высокие притязания.

Генерал. Полина, дитя мое, слишком уж ты сурова! Быть может, тут какое-то недоразумение? Фердинанд, подойдите сюда поближе.

Фердинанд. Как, мадемуазель... раз графиня, раз отец ваш согласны...

Полина (шепотом Фердинанду). Мы погибли!

Генерал. Ну, придется круто взяться за дело! Скажите-ка, Фердинанд, вы ведь из почтенной семьи?

Полина (Фердинанду). Видите?

Генерал. Мой отец был сержант охраны. Надеюсь, что ваш батюшка занимал положение не ниже?

Гертруда (в сторону). Вот они и разлучены навеки!

Фердинанд (Гертруде). Я понял вас! (Генералу.) Генерал! Признаюсь, в мечтах, — о, в мечтах очень отвлеченных, мадемуазель, — в сладостных мечтах, которым охотно предаются бедняки и одинокие... (ведь мечты — единственное их достояние!) признаюсь, я мечтал о безумном счастье принадлежать к вашей семье. Но прием, оказанный мадемуазель этим столь естественным чаяниям, — тайну коих вы так жестоко разоблачили, — прием этот отрезвил меня. Чувства мои, вырвавшись из сердца, уже не вернутся в него никогда. Я проснулся от сладкого сна, генерал. У бедняков тоже есть гордость, которую не следует задевать так же, как нельзя затрагивать, скажем... вашу преданность Наполеону. (Гертруде.) Какую вы играете ужасную роль!

Гертруда. Она выйдет за Годара.

Генерал. Бедняга! (Полине.) Он человек порядочный... Мне он полюбился... (Отводит Фердинанда в сторону.) На вашем месте, в вашем возрасте я бы... Впрочем, нет, нет, черт возьми... Полина все-таки моя дочь...

Фердинанд. Граф, взываю к вашей чести... Обещайте мне сохранить в строжайшей тайне то, что я сейчас доверю вам, и пусть это останется в тайне даже от графини.

Генерал (в сторону). Однако и он, как Полина, не очень-то доверяет моей жене... А, черт возьми! Сейчас все узнаю! (Вслух.) Вот моя рука! Даю вам слово, а я никогда не изменяю своим обещаниям.

Фердинанд. Теперь, когда вы принудили меня открыть тайну, которую я хранил в глубине сердца после того как я был сражен — именно сражен — презрением мадемуазель Полины, мне невозможно оставаться здесь. Я сейчас пойду и составлю отчет, ибо сегодня же вечером покину этот край, а завтра, если только будет пароход, покину Францию и отправлюсь в Америку.

Генерал (в сторону). Пусть едет — все равно вернется! (Фердинанду.) А дочери можно это сказать?

Фердинанд. Да, но ей одной.

Генерал. Полина! Вот, дочка... Ты так жестоко унизила его, бедняжку, что наша фабрика останется без управляющего: сегодня вечером Фердинанд уезжает в Америку.

Полина. Он прав, папенька. Он поступает именно так, как вы сами посоветовали бы ему поступить...

Гертруда (Фердинанду). Она выйдет за Годара.

Фердинанд (Гертруде). Не я, так бог накажет вас за такую жестокость.

Генерал (Полине). Америка! Ведь это страшная даль! Да и климат там убийственный.

Полина. Зато люди там богатеют.

Генерал (в сторону). Она его не любит. (Фердинанду.) Фердинанд, перед отъездом вы получите от меня некоторую сумму денег, и пусть она послужит основанием для вашего будущего богатства.

Фердинанд. Благодарю вас, граф; но мне вполне хватит того, что мне причитается. К тому же вы даже и не заметите моего отсутствия на фабрике: Шампань теперь достаточно опытный мастер и с успехом заменит меня. Если вам угодно будет пройти со мною на фабрику, вы убедитесь, что...

Генерал. Охотно! (В сторону.) Тут все так запуталось, что вызову-ка я Вернона. Он человек наблюдательный, мой старый друг; советы его будут не лишними, они помогут мне разгадать, что именно смущает наш семейный покой; а тут что-то кроется! (Фердинанду.) Я к вашим услугам, Фердинанд. (Жене и дочери.) Мы ненадолго. (В сторону.) Нет, тут что-то кроется!

Генерал и Фердинанд уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Гертруда и Полина.

Полина (запирает дверь на ключ). Известно ли вам, сударыня, что любовь чистая, любовь, которая таит в себе все земное блаженство, которая является отголоском блаженства небесного, известно ли вам, что такая любовь нам дороже и ценнее жизни?

Гертруда. Вы начитались «Новой Элоизы»[9], моя милая. То, что вы говорите, хоть и напыщенно, но верно.

Полина. Знайте, сударыня, что вы сейчас толкнули меня на самоубийство.

Гертруда. На которое вы с наслаждением толкнули бы меня, и, если бы вам удалось довести меня до самоубийства, вы радовались бы не меньше, чем радуюсь сейчас я.

Полина. Отец говорит, что война между цивилизованными людьми подчинена определенным законам. Но война, которую вы, сударыня, ведете против меня, — это война дикарей.

Гертруда. Ответьте тем же, если можете. Но в том-то и дело, что вы ничего не можете. Вы выйдете за Годара. Это отличная партия; и, уверяю вас, вы будете с ним очень счастливы, он не лишен известных достоинств.