Гертруда. Нет, не стоит. Маргарита, помогите мне. Отведемте Полину к ней в комнату, там ей будет удобнее.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Вернон и Феликс.
Вернон. Феликс!
Феликс. Что прикажете?
Вернон. Есть тут какой-нибудь шкаф? Мне нужно спрятать одну вещь.
Феликс
Вернон. Хорошо! Слушай, Феликс: никому ни слова.
Феликс. Буду нем, как рыба.
Вернон кладет в карман ключ от шкафчика.
Вернон. А теперь оставь меня тут с барыней; она сейчас придет. И устрой так, чтобы некоторое время сюда никто не входил.
Феликс
Маргарита
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Вернон один.
Вернон. Из-за чего могли поссориться две женщины, жившие до сего времени в мире? О, любой врач, даже отнюдь не философ, не ошибется на сей счет! Бедняга генерал, всю жизнь он только и старался избежать общей участи! Но здесь мужчин, кроме Фердинанда и меня, нет. Я? Мало вероятно. А вот Фердинанд... пока что ничего заметно не было. Вот она! В атаку!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Вернон и Гертруда.
Гертруда. Наконец-то они у меня! Пойду к себе и сожгу их!
Вернон. Графиня, я всех отослал.
Гертруда. А зачем?
Вернон. Чтобы объясниться наедине.
Гертруда. Объясниться? По какому праву вы, будучи в нашем доме не более как приживальщиком, считаете возможным объясняться с графиней де Граншан?
Вернон. Я — приживальщик? Сударыня, у меня десять тысяч ренты, не считая пенсии; я имею генеральский чин, и все мое состояние завещано детям моего старинного друга, графа. Я — приживальщик! Впрочем, я говорю с вами не только в качестве друга, но и в качестве врача: вы подлили опиума в чашку Полины!
Гертруда. Я?
Вернон. Я видел собственными глазами, и чашка у меня.
Гертруда. Какая чашка? Я ее сама вымыла.
Вернон. Вы вымыли мою, которую я дал взамен Полининой. Я не читал газету, я наблюдал за вами.
Гертруда. Благородное занятие!
Вернон. Согласитесь, что занятие это в настоящую минуту для вас весьма полезно, ибо я могу пригодиться на тот случай, если от вашего пойла Полина серьезно заболеет.
Гертруда. Серьезно заболеет... Боже мой! Доктор, ведь я подлила только несколько капель.
Вернон. Ах, так, значит, вы подлили все-таки ей опиума в чай?
Гертруда. Доктор... вы подлец!
Вернон. Потому что добился от вас признания? В подобных случаях все женщины это говорят, я уже привык! Но это не все, и вам придется еще кое в чем признаться.
Гертруда
Вернон. На ключ заперлась! Я попался, одурачен! Впрочем, не мог же я применить насилие. Что она там делает? Прячет пузырек с опиумом. Никогда не следует оказывать таких услуг, каких потребовал от меня мой старый друг, несчастный генерал. Теперь она меня совсем опутает. А, вот она!
Гертруда
Вернон. Чем могу служить?
Гертруда. Моя падчерица, Полина, которую вы считаете наивной девушкой, ангелом чистоты, прибегнула к низким, даже преступным средствам и завладела тайной, разглашение которой может погубить честь и даже жизнь четырех человек.
Вернон. Целых четырех!
Гертруда. Это тайна, о которой она вынуждена молчать, хотя бы это стоило ей жизни...
Вернон. Ничего не понимаю.
Гертруда. Словом, доказательства этой тайны теперь уничтожены. И вы, доктор, вы, близкий наш друг, вы будете таким же низким, таким же подлым, как она... даже хуже, ведь вы мужчина и у вас нет оправдания в безрассудных женских страстях... вы будете чудовищем, если сделаете хотя бы еще один шаг по тому пути, на который вы стали...
Вернон. Ого, запугивание! Эх, графиня, с тех пор как существует человеческое общество, из семян, какие вы сейчас сеете, всходили одни лишь преступления.
Гертруда. Не забывайте: опасность грозит четырем человекам.