тревоге и бросили к месту неожиданного немецкого прорыва. Тогда «студебеккер» с Фиминым отделением обогнал какой-то странный воинский отряд: люди шли с винтовками за плечами, но в крестьянской одежде, а некоторые даже в постолах. Потом он узнал, что этот отряд наскоро сформировали из освобожденного местного населения. Не было времени даже обмундировать их, не то чтобы хоть как-то обучить. Над этим отрядом витала обреченность.
«Что может сделать на фронте такая „воинская“ часть?» — спрашивал Фима сам себя. Он тогда еще, конечно, не мог знать о разговоре, который через год с небольшим произойдет между красным маршалом, получившим в солдатской среде ласковое прозвище «мясник» и потом ставшим русским национальным героем, и его американским коллегой, пожаловавшимся ему, что танкам союзников очень мешают непроходимые немецкие минные поля.
— А как вы решаете эту проблему? — спросил американец.
— Очень просто: я на эти поля запускаю пехоту, и через некоторое время танки получают свободный и безопасный проход, — скромно ответил маршал.
Вот для организации таких «безопасных проходов» и годились странные воинские части, подобные той, которую увидел Фима. Впрочем, при острой необходимости организации прохода красный маршал, положивший миллионы людей только на то, чтобы «безымянные высоты» и другие цели брать в угоду своему хозяину к какому-нибудь празднику или просто на день раньше, не задумываясь, отправил бы на минное поле не только неумех-новобранцев, но и такую опытную часть, в какой служил Фима. Победа ведь все спишет.
После нескольких самостоятельных рейдов Фимин седьмой механизированный корпус принял участие в Никопольско-Криворожской наступательной операции. Это участие для него обошлось без приключений. Основную тяжесть боев там принял на себя четвертый гвардейский механизированный корпус. 22 февраля 1944 года Кривой Рог был взят, и Фимин корпус был переброшен на северо-запад, где готовилась Умань- Ботошанская наступательная операция. Войска, сконцентрированные для ее проведения, насчитывали около 630 тысяч человек. Этого оказалось слишком много для довольно узкого фронта, и седьмой и восьмой механизированные корпуса было решено вывести на укомплектование. Побыв еще некоторое время в резерве фронтов, осуществляющих эту операцию, седьмой корпус из села Митрофановка под Кировоградом, где он находился на доукомплектовании, стал медленно перемещаться к югу, где шли бои на никопольском и одесском направлениях, и когда 4 апреля была освобождена станция Раздельная, находившаяся в семидесяти километрах севернее Одессы, остановился там на длительную формировку. Так закончилось участие Фимы во Втором Сталинском ударе.
Примерно в это же время, а точнее 30 марта 1944 года генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн был, по его словам, разбужен неожиданным известием, что личный самолет Гитлера «Кондор» должен приземлиться в Лемберге (Львове) и забрать его на борт, чтобы вместе с генерал-фельдмаршалом фон Клейстом доставить в ставку фюрера в Оберзальцберг. Вечером того же дня Гитлер вручил Манштейну какие-то цацки, именуемые «мечами» и дополнившие его «Рыцарский крест», а затем отправил его в отставку. При этом фюрер предложил считать отставку лишь временным отдыхом и обещал, что вскоре снова призовет его к великим делам. Этого, однако, не произошло, и Манштейн более не был использован по службе. Он стал безработным военным преступником и мог спокойно дожидаться суда, поскольку скорая кончина тысячелетнего рейха для него была вполне очевидной. Сражаясь с гидрой, он так и не смог обрубить все миллионы ее голов, и в числе этих не обрубленных голов была голова Фимы Фермана. Манштейн уходил, а Фима продолжал свою войну, и значит, по крайней мере из этого заочного поединка Фима вышел победителем.
Правда, в те времена Фима ничего не знал не только о генерал-фельдмаршале Эрихе фон Манштейне, но и о своих ближайших средних и больших начальниках, фамилии которых, как ему популярно объяснил замполит батальона Толстых — из мелких довоенных партийных секретарей, солдату знать не следует, поскольку во время глубоких рейдов их корпуса в тыл врага велика вероятность попасть в плен, а там и выболтать под пытками эту страшную военно-государственную тайну.
Начиная эту главу, я хотел кроме скромного эпиграфа, взятого из стихотворения своего харьковского земляка Михаила Кульчицкого, погибшего в войне с Германией, привести еще несколько «антиэпиграфов», принадлежащих перу классика русской и, как говорят, мировой литературы (если таковая имеется), прослывшего великим гуманистом, обеспокоенным тем, чтобы нигде и никогда не упала на землю лишняя слезинка ребенка, не нюхавшего пороха прапорщика в отставке Федора Михайловича Достоевского, чей портрет обычно украшал рабочий стол ефрейтора в отставке Адольфа Гитлера, высоко ценившего его, так сказать, мысли. Вот несколько этих мыслей, под которыми мог бы и, вероятно с удовольствием, подписаться фюрер:
Но потом я решил поместить эти «антиэпиграфы» в конце главы, прочтение которой позволит читателю полнее и глубже оценить «полезность», «человечность» и «животворность» войн, провозглашенные русским «пророком».
Глава шестая
Первая любовь
Сильна, как смерть, любовь.
«Все движется любовью» — сказал поэт, влюбленный в древнюю Элладу. «Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах», — было сказано еще раньше. Любовь происходит между небом и землей во все времена. Дату и место действия она обретает лишь в документах — в свидетельстве о браке и в свидетельстве о разводе. Любовь в дни войны и других великих потрясений не отражается ни в каких документах. Она отражается только в человеческих сердцах. Поэтому мы не будем привязывать то, что случилось с Фимой, ни к Сталинским ударам, ни к наступательным операциям, ни к рейдам, ни к драпам из окружения. Это могло произойти в дни передышки между боями, именовавшимися формировками или укомплектованиями. В одну из таких формировок это и произошло.
Фимина рота стояла в большом селе в сердце Украины. Солдаты распределились по хатам. Обычно, учитывая относительную удаленность фронта, они селились по двое или по трое. Фима, потерявший своего напарника в последнем рейде, на этот раз поселился один. Оставив в «своей» хате лишнее снаряжение, он с автоматом и пустым мешком пошел по селу, чтобы поспрашивать, нет ли возможности купить у крестьян сала для всего отделения в порядке подготовки к очередному рейду, поскольку и в рейдах, и в драпах этот украинский национальный продукт был незаменим и полностью решал проблему походного питания.
