Наткнулась и на твой…
— Но я… Я в машине, еду из аэропорта. Я был… Я ездил в… Отдыхать летал в Сочи, честно говоря. Пять дней меня не было дома. Еду домой…
— Я ещё позавчера звонила на дачу к Эдику Григорянцу. Но мне сказала его мама, что они с женой в Испании. Она сидит с его дочкой… Андрюша, что нам делать? У меня какие-то недобрые предчувствия…
— Ладно, Роза Александровна. Я приеду домой, и мы что-нибудь придумаем. Вы не беспокойтесь, мы с Женькой друзья детства, и я вас не оставлю в беде. Но я уверен, что все в порядке. Ну что может случиться с Женькой? Случилось, то что частенько случается с ним в последнее время. А так, он же такой мирный, бесконфликтный человек, у него и врагов-то никаких нет. Не то что у меня, сами понимаете — бизнес, рэкет, зоны влияния… А уж у Эдика их, наверняка, раз в тысячу больше чем у меня. Пропорционально, так сказать, доходам… Не волнуйтесь, Роза Александровна. Могу вас утешить только одним, хоть само по себе это и довольно скверно. У него, видимо, очередной запой…
— Да, скорее всего, это именно так. Мы с Николаем Ивановичем примерно так и подумали. Сидит и пьет, наверное, у какого-нибудь нового сомнительного знакомого или у знакомой…
— Будем искать, Роза Александровна. Ладно, успокойтесь, я приеду домой, пораскину мозгами и позвоню вам…
«Опустился совсем Женька от своей беспросветной нищеты», — подумал было Андрей, но что-то вдруг подсказало ему, что это не так. Почему-то вдруг вспомнилось то более, чем странное новогоднее поздравление… И в связи с этим вспомнилось и другое — пасмурный летний вечер девяносто первого года… И от этой внезапно возникшей злой мысли Андрей почувствовал, как по его спине пробежали мурашки…
… Тогда, в девяносто первом году ему было девятнадцать, Эдику Григорянцу двадцать один, а Женьке Прокофьеву — всего пятнадцать лет. И они жили в одном подмосковном поселке, находящемся совсем недалеко от Москвы на живописном берегу Москвы-реки между Волоколамским и Рублево-Успенским шоссе. Родители Андрея уже несколько лет подряд снимали там дачу. По соседству с ними находилась маленькая уютная дачка отца Жени профессора Прокофьева. А вот у адвоката Григорянца дача уже в те годы была вполне основательная, кирпичная, в два этажа… И было вполне естественным, что трое парней, живущих по соседству, подружились. И Эдик, и Женя считались образцово показательными молодыми людьми из прекрасных семей, и родители Андрея постоянно ставили их ему и младшему брату в пример…
…Небольшой подмосковный поселок на крутом берегу Москвы-реки был очень уютен. Тихое место, сосновый бор, прекрасная рыбалка. Родители Андрея как только впервые попали туда, буквально влюбились в это чудное место. Отец все собирался купить там дачу, но никак не мог накопить на это денег, даже на самый крохотный домик, его инженерской зарплаты никак не это не хватало. Он копил, отказывая и себе, и семье во всем, но цены росли с чудовищной быстротой.
Сначала они дружили вдвоем, высокий черноволосый Эдик и худощавый, белобрысый, хлипкого сложения Андрюшка, а когда подрос их сосед Женька Прокофьев, взяли в свою компанию и его… Эдик Григорянц был у них непререкаемым авторитетом…
Эдик выделялся не только своим возрастом. Он с детства был логичен и основателен, считал, что все надо делать логично, по уму, не совершать никаких промахов и ошибок. Именно за это его и уважали товарищи. Андрей любил бывать у Эдика и в прекрасно обставленной, невероятно чисто прибранной московской квартире на Ленинградском проспекте, и на его уютной даче. И к родителям его он относился с глубоким уважением и почтением. Высокий, мощного сложения, ещё далеко не старый человек Рубен Михайлович Григорянц был по образованию юристом, поработал в свое время и в правоохранительных органах, а затем стал адвокатом. Он брался за самые сложные дела и почти всегда выигрывал процессы. Жена его Диана Бориславовна была также по образованию юристом, но давно уже не работала, полностью занималась домом и семейным очагом.
Эдик с детства занимался всем, чем положено заниматься детям из хороших семей. Он играл на скрипке, занимался теннисом и боксом, основательно учил английский язык. После школы сразу же поступил на экономический факультет университета. Учился хорошо, без троек, занимался комсомольской работой, хотя взглядов был весьма прогрессивных, так сказать, антисоветских. Да и разговоры в семье Григорянцев были весьма вольные, у Левушкиных и Прокофьевых на подобные темы говорили иначе, с опаской, несмотря на перестройку и гласность. Более того, отец Жени Николай Иванович придерживался гораздо более консервативных взглядов. Да и специалистом он был не по чему-нибудь, а по истории КПСС. При Рубене Михайловиче же молодежь могла говорить на любые темы, и он сам принимал в этих разговорах активное участие…
Когда Эдик Григорянц уже был студентом первого курса экономического факультета, Андрюша Левушкин учился ещё в девятом классе, и причем без особого успеха. По гуманитарным дисциплинам еле тянул на троечку. Между вальяжным и остроумным студентом Григорянцем и нелепым школяром Левушкиным была в те годы дистанция огромного размера. Теперь, однако, эта дистанция стала ещё огромнее…
Девизом жизни Григорянца было не делать в жизни никаких ошибок. «Это хуже, чем преступление — это ошибка», — любил цитировать он.
А вот ошибочка-то вышла, да ещё какая…
… Воспоминание о том страшном дне словно бритвой резануло Андрея, и он чуть было не потерял управление машиной. Но взял себя в руки, пытаясь мыслями о свидании с Зоей отвлечься от мрачных мыслей и жестоких подозрений.
Вскоре он был дома. Как примерный сын первым делом позвонил родителям.
— Андрюш, сыночек, — услышал он болезненный голос матери. — Тут нам Роза Александровна звонила, так она беспокоится насчет Женьки…
— Да что там беспокоиться? — буркнул Андрей. — Запил, небось, вот и все дела. Знаю я этого кандидата наук. Начинает с бутылочки пивка, а потом квасит с кем попало, хоть с дворниками, хоть с бомжами. И пока не отравится до полусмерти, пока сердце останавливаться не начнет, запоя своего не прекратит…
— Хорошо, Андрюшенька, что ты у нас бросил пить. Это такое зло, такое зло, такое горе для близких… Сколько я Петей намучилась, но ведь и он нашел силы бросить. Теперь и в рот не берет, вот уж пятнадцать лет… А вот Сашенька наш молодец, он и вовсе не начинал… Насмотрелся в детстве…
— Нашел силы, нашел силы…, - прошептал Андрей, вспомнив, какие обстоятельства побудили его прекратить пить в девятнадцатилетнем возрасте и почему-то вздрогнул, словно от электрического тока. — Ладно, мам, осовел я что-то с дороги, выпью чайку и спать пойду…
Да, с того пасмурного летнего вечера девяносто первого года он никогда в жизни не брал в рот крепких напитков, да и легкое вино-то начал изредка пить лишь года два назад. А до того — ни грамма… У Женьки же получилось все наоборот. Поначалу он тоже прекратил, но уже на первом курсе истфака предался запоям. Как он только умудрился закончить и истфак, и аспирантуру, и кандидатскую защитить?…
Андрей выпил чаю, посмотрел немного телевизор и отправился спать, предвкушая завтрашнюю встречу с Зоей и испытывая небольшое чувство будоражащего душу стыда за те пять дней, которые он наилучшим и наивеселейшим образом провел в Дагомысе.
Но выспаться ему не удалось. Телефонный звонок разбудил его ни свет ни заря.
— Андрюха! — услышал он в трубке взволнованный голос своего компаньона Левки Брылева.
— Что случилось? — продирал заспанные глаза Андрей.
— Все! Аврал! Крышка! Все сгорело! Понимаешь ты, все!
— Как это сгорело?
— Наши ларьки, магазины, все, и около «Профсоюзной», и около «Юго-Западной»… Мы нищие, Андрюха, все пропало! И новый магазин… дотла…
— Только наши сгорели или ещё чьи-нибудь? — спросил Андрей, чувствуя, как у него немеют руки и ноги и пытаясь держать себя в руках.
— В том-то и дело, что только наши! Я не понимаю, за что. Как по заказу! И ведь вроде бы в последнее время мы все делали правильно, без ошибок, с кем надо, дружили, с кем надо, делились… Ужас! Я сейчас у «Профсоюзной». Подъезжай… Ой, Андрюха, Андрюха, как мы будем рассчитываться с кредиторами?
