Криво усмехнулся. Такого в моей жизни еще не было. Возле моего дома собралась уйма людей. Все эти люди с нетерпением ожидали моего прихода. И каждый из них был моим врагом.
ГЛАВА 31
Я спустился на землю в полдвенадцатого ночи. Первыми, около одиннадцати, сдались менты. Вернулись к «бобику», перекурили возле него и укатили.
Следующим, в начале двенадцатого, покинул пост зомби. Я понял это по хлопнувшей дверце дожидающейся подо мной «шестерки», по удаляющемуся шуму ее двигателя.
Когда ушла незадачливая шантажистка, я не заметил. После того как «шестерка» отъехала, решил, что мы с операторшей остались на крыше вдвоем. Решил обнаружить себя. Глянуть на ее вытянутую физиономию, послать от души подальше и хоть до какой-то степени быть уверенным, что никогда больше ее не увижу.
Но когда выглянул из-за укрытия, ее уже не было. Должно быть, ушла сразу после своего мучителя.
Я выждал еще минут десять и начал спуск.
Куда идти — не знал. Механически, на автопилоте, шел пешком в сторону конспиративной хаты, но понимал, что объявляться в ней опасно. Не было никакой гарантии, что дамочка не сдаст точку вместе со мной, для того чтобы осуществить задуманное. Снять материал для шантажа.
Брел по ночному городу, выбирая неосвещенные участки, и изумлялся. До какой же степени надо быть циничной, никого ни во что не ставить, быть готовой переступить через все, чтобы хладнокровно снимать убийство. Углядеть для себя в нем практическую пользу.
Вряд ли смертельная болезнь может быть оправданием для этого. Во всяком случае, я это оправдание не принимал. И сомневался, чтобы кто-то на моем месте его принял.
Когда дошагал к хате, был час ночи. Глядя на ее темные окна, задумался. Можно было зайти переночевать к кому-нибудь из друзей, но, во-первых, не хотелось дергать их среди ночи, а во-вторых, не хотелось давать им на мой счет повод для сомнений. И, в-третьих, что мне мешало сейчас войти в Борькину квартиру?
Не явится же эта циничная к Садисту и не скажет: «Я знаю, где он. Пошли покажу, а ты мне за это разрешишь снять, как он отбросит концы. Чтобы мне было чем тебя шантажировать». И по телефону наводку не даст. Сама звонить не рискнет, а просить кого-то из прохожих — чревато. Лишний свидетель. К тому же у нее самой сейчас проблемы. Опять получит нагоняй за самоволку.
Я решился. Поднялся к квартире, вставил в замок ключ. И никак не мог понять, почему он не проворачивается. Не понимал до тех пор, пока за дверью не прозвучал испуганный голос артистки:
— Кто это?
— Какая тебе разница, — ответил я. — Открывай. Когда дверь открылась, я озадачился видом, в котором предстала передо мной эта нахалюга. Она была в ночной рубашке и в своих тапках. Вполне обустроилась.
— Привет, — растерянно произнесла мне, хмуро шагнувшему мимо нее в квартиру.
Я не ответил, включил в комнате свет, глянул на перестеленный ею диван, с которого она только что встала, на огромную раскрытую сумку, красноречиво дающую понять, что захватчица территории явилась с вещами, а значит, надолго. Выключил свет, ушел на кухню. Занялся кофе.
Она появилась в проеме. Как ни в чем не бывало предложила:
— Давай, приготовлю.
Я не отреагировал.
— Ты расстроен? — спросила она. Ничего себе, вопросик, после того, что она собиралась провернуть.
Я хмыкнул.
— Я сбежала от него, — сообщила она новость. — Совсем. Ты рад за меня?
— Дверь опять была открыта? — спросил я едко и жестко.
— Меня это тоже удивило. Ты не похож на рассеянного. — Она взирала на меня чистыми-пречистыми глазами.
Я уставился на нее. Разглядывал за сутки заметно потерявшую в синеве физиономию и думал, как быть. Выгнать ее нельзя. На хату эту она имела не меньше прав, чем я. Но и церемониться, выслушивать ее бредни после всего, что произошло, не собирался.
Я продолжил приготовление.
— Не хочешь со мной разговаривать? — спросила она.
— Не хочу.
— Почему? Ты единственный, кому доверяю. Не знаю, что бы я без тебя…
— Ты — дура, — прервал ее я.
Она растерялась. Потом вежливо поинтересовалась:
— Почему?
Не возражала, даже готова была согласиться с моим заявлением, но только хотела растолкований.
Я перелил содержимое турки в чашку, устроился за столом. С насмешливым сочувствием уставился на нее, стоящую в дверях. Переспросил:
— Почему?
— Ну да. Ты один знаешь про то, что у меня… — Она замялась. Слово «рак» давалось ей с трудом.
— Это ложь, — неожиданно для себя издал я. Спокойно и насмешливо. Увидел смятение, мелькнувшее в ее глазах, и понял, что не ошибся: она наврала, что больна.
— Ты о чем? — уже играя растерянность, не поняла она.
— Сегодня я навел справки по своим каналам. Ты — здорова.
— Тебе дали ошибочные сведения…
— Ты здоровая дура, — не дал договорить я.
Она снова попробовала дождаться комментариев и, не дождавшись, повторила вопрос:
— Но почему?
Я подумал о том, что, если буду продолжать в таком духе. она не отстанет. Угомонить ее могло только одно. Известие о том. что я знаю все. Конечно же. не посмеет приставать со своей доверительностью ко мне. знающему, что два часа назад она с нетерпением ожидала моей смерти.
— Почему я — дура? — не унималась она.
— Потому что тебя бы элементарно вычислили, — сказал я.
— Кто?
— Твой хахаль. Кто он там у тебя? Тренер? Садист?
— Что ты говоришь? — Она смотрела на меня во все глаза.
— Говорю, что, если бы там. на крыше, тебе удалось снять, как меня замочили, шантаж бы все равно не прошел. Он бы понял, что снимала ты. И убрал бы тебя. — Я насмешливо взглянул на нее. — И вообще, ты знаешь, как это делается? Как связаться с тем, кого шантажируешь? Как передать материалы? Как получить деньги?
— Как? — спросила вдруг она. Ничуть не иронично, деловито.
Это уже не лезло нив какие ворота. Она ждала совета, как правильнее шантажировать охотящегося на меня убийцу Ждала совета от меня. Впрочем, почему бы и нет. Вчера же я советовал ей. как пользоваться камерой.
— Кстати, собирался сказать тебе еще на крыше, но не хотел мешать… На таком расстоянии ночью ни черта бы у тебя не получилось.
Она молчала, серьезно рассматривала меня. Словно решала, стоит ли еще разок попытаться выкрутиться. Есть ли у нее шанс при возникших обстоятельствах запудрить мне мозги.
