Вообще-то, минотавры хищники. Их кормят ноги. Они вразвалку идут себе, милостиво не трогая большинство прохожих. Если минотавр ощущает, как много он значит в жизни прохожего, то он может быть благородным. Тогда дичь ему заменяют флюиды собственного самосозерцания. Но если человек стал минотавром, он должен быть хищником, и иногда пробовать свежее мясцо. Чуя наживу, минотавр хватается обычно за ваши документы. Впрочем, удобнее, если их нет. Тогда минотавр норовит взять сразу за горло.
— С какой целью приехали?
— Туризм.
— Где остановились?
— У друзей.
— Наркотики, оружие есть?
— Нет…
Боже, спаси нас от елейной тоски.
Юг! Грязно и тепло. Я покидаю Окраину. Теперь я снова в Великодержавии. Минотавры тут родные, жирные. Их физиономии обещают мне соблюдение конституционного строя. Кто его строит?
Только не я. Я все-таки бездельник, хоть и писатель. Вот, начал хулиганскую повесть про минотавров на выдуманной войне. Придумал пару диалогов и даже записал, пока отдыхал от автостопа в придорожном кафе. Но они мне быстро надоели, и я убил их точными выстрелами. И почувствовал огромное облегчение!
Чего вам всем надо от меня, минотавры? Я кажусь вам жертвой? Я ваша жертва? Пропустите меня по моей дороге, не загораживайте путь! Я не уважаю вас, не лезьте в поле моего зрения.
А в моем зрении все больше городов. Новых, девственных. Это мы, девочки, сейчас поправим. Я пришел и ищу, где ночевать!
В руках у меня записная книжка с адресами. Я иду на ближайшую улицу и звоню в дверь:
— Здравствуйте! Я Илья. Вписка тут?
Интеллигентнейшего вида женщина пускает меня в прихожую. В прихожей похаживают шикарные коты. В комнатах играет телевизор.
— Извините, Илья, однако моего сына, который, как вы выразились, «вписывает» своих друзей на ночь, к сожалению, нет дома. Он уехал в неизвестном направлении с очаровательной девушкой. А я не могу вас «вписать», потому что мы с вами незнакомы. Зато я могу помочь вам еще несколькими адресами в этом городе.
Я прихожу в продуктовый павильон. Здешний минотавр косится на меня, на тяжелый рюкзак. Я знаю, у вас у всех фиксация на рюкзаки. Там ведь бомба! Она взорвет вас!
— Можно позвонить?
Милейшая продавщица протягивает мне телефон. Улыбается гостю города, этакому пыльному голодному чуду:
— Молодой человек! Все, кто автостопом приезжает в наш город, идут звонить в мой павильон. Поэтому я не сделаю вам исключения и разрешу воспользоваться этим телефоном… Хотя это и запрещено… — задумчиво прибавляет она.
Однако, телефон не приносит мне счастья. Везде длинные гудки! Неужели, все уехали с очаровательными спутницами или спутниками в неизвестном направлении?
Я иду на странную маленькую улицу на окраине города — последний адрес! Боже, это праздник! Там действительно праздник. День рождения одного из хозяев, пиво рекой, эльфийские песни, очкастые неформалы курят и улыбаются мне:
— Ты кто? Собакин? Вот радость-то!
Наутро с сожалением и грустью покидаю этот город. Впереди опять пустынные километры. И сразу:
— Документы… Куда едете… С какой целью…
«Это ты, Власюга, — думал я про начальника минотавров, пухлого косноязычного капитана. — Это ты там остался мертвый, а те, кого вы хотели убить, кто мешал вам, ушли невредимые. Не получилось у вас, минотавры!»
Бесконечные километры. Бесконечные минотавры.
Кстати, скоро над Власюгой будут стоять следователи ВСБ, солдаты. Они не найдут никого живого в этих нескольких домах. Приедут корреспонденты государственных газет. Под наблюдением ВСБ они напишут отчет о потерях федеральных войск (пять человек) и мятежников (сорок). Но следов сотрудника независимого информационного агентства они не найдут. Документы пропали из офицерского ящика!
Шхуна «Харизма»
Он мог дышать, и довольно глубоко. Мог сидеть, хотя болели почки. Мог бы встать, но с потолка свисала невидимая дрянь, смесь паутины и вонючих тряпок. Да и зачем стоять? Лучше лежать, набираться сил. Ему пока повезло, ведь его били несильно, видимо, желая оставить на потом. Капитан приказал остановиться, и солдаты с сожалением перешагнули через Пола и отошли.
Очки потерялись, но это не беда. Пол привык ходить без очков. Вот то, что отобрали документы, материалы — плохо. Очень плохо, особенно если вспомнить, что там записи о пароходе, который он видел, и о генерале ВСБ, о котором солдаты проболтались, что видели его вместе с одним из командиров Острова. Ой, как влип ты, Пол! Именно эти записи так заинтересовали того капитана, который арестовал его.
«Зачем я записывал, дурак? Чтобы не забыть?» Да, он почему-то не думал о таком тщательном обыске, в подкорке жила память о Европе, о Галлии, где он долго жил и работал в милой провинциальной газетке… Память о разрешении на обыск. Пол никогда не ссорился с полицией, он просто слышал, что без такого разрешения обыскивать запрещено… И вот ведь, бумажка засела в голове, подвела! «Да, война, тут свои законы… Хотя сами-то военные не называют это войной. Какая-то нелепая операция по наведению порядка, комендантский час… все равно свои законы… А как я резво начал, как резво начал! Молодец, Пол…»
Нет, он когда-то ссорился с полицией! Однажды взял интервью у одного шофера-эмигранта, которого полицейский назвал «грязной тварью». Это было на Альбионе. Полицейского, конечно, выгнали, и тот сдуру пообещал намылить шею «этому проклятому журналисту». И что же? Пол не стерпел, нашлись свидетели, и бывшего полицейского упекли куда надо за угрозу смертью. И Пол ходил счастливый.
Кстати, по слухам, «там, где надо» тот тип смог заработать куда больше, чем заработал бы в полиции… Тогда Пол стал еще счастливее. И даже проголосовал за какую-то партию на выборах, чье название больше нравилось. По сути, между партиями не было разницы, все они обещали оберегать то, что нравилось людям — их свободу. И обещали не чинить препятствия в их продвижении по жизни-дороге…
Пол проснулся и пришел в ужас!
Слышались частые выстрелы. Словно чихает кто-то, как кошка, которая проглотила перышко, но то чихал прокаженный… Прокаженная страна, Пол. Дружок, скорее всего ты погиб, подумал он. Хотя, есть Бог и Судьба… Только не думай, что тебя пощадит Остров. Они и разбираться не будут. Все, кто на Побережье — теперь их враги.
Было бы меньше обиды, если бы его застрелили солдаты по приказу капитана Власюги. В независимом информационном агентстве давно подозревали что журналисты пропадали не только с помощью мятежников, но и по мановению всемогущей руки ВСБ. Этот факт добавлял правоты Полу и его далеким товарищам, а следовательно, немного очищал бы душу в момент смерти.
Но погибнуть случайно; по ошибке быть принятым за солдата, из тех, что мучили его и издевались, которых он ненавидел сейчас и даже хотел, чтобы их убили (увы, Пол!) — несправедливость. И сознавать эту несправедливость в последний момент было бы еще больнее.
Когда выстрелы прекратились, он вспотел и, обессилев, ткнулся лбом в утоптанную землю. В щель засвистел ветерок; шепотом переговаривались. «Кто-нибудь, помогите…»
