РСФСР. А все его титулы были там, на сцене, которой он посвятил всю свою жизнь
Театр окружал его с детства. Он рос в театральной семье, его отец Алексей Николаевич Феона был известным режиссером оперетты, первым постановщиком «Сильвы» в России. Поэтому так символично звучали для сына слова Эдвина из этой оперетты: «Надо мной тяготеет наследственность!»
А.А. Феона не раз приглашали работать в опере. Он с успехом пел Ленского и Пинкертона на сцене Одесского оперного театра. Но, когда перед ним встал вопрос выбора, он без колебаний выбрал оперетту.
Он собирался написать книгу, которую хотел назвать «Оперетта - любовь моя», и прочел мне одной из первых несколько глав своей рукописи. Но работа над книгой была прервана его неожиданной болезнью, которая оказалась смертельной. Через два месяца, 14 мая 1977 года Алексея Алексеевича не стало.
Я позволю себе привести здесь фрагмент из его рукописи, где Алексей Феона рассказывает о сценической истории оперетты «Сильва» и о своем первом исполнении роли Эдвина.
«С опереттой «Сильва», в которой я исполнял роль Эдвина свыше 30-ти лет, связана вся моя творческая жизнь в театре…
Когда я в своей артистической уборной, уже загримированный, готовился к выходу, и звучала увертюра, то, слушая чарующие звуки музыки Кальмана, я не мог никогда оставаться равнодушным, и испытывал большое радостное волнение. Я был счастлив, что играю в этом спектакле, где музыка Кальмана - это всегда встреча с прекрасным!
Один из первых исполнителей роли Эдвина - Николай Радошанский писал: «Прошло много лет с той поры, когда мы впервые услышали у себя в театре на русском языке задушевный лирический дуэт «Помнишь ли ты, как улыбалось нам счастье», а «Сильва» живет и поныне. Оперетту «Сильва» в редакции Алексея Николаевича Феона увидели зрители почти всех городов нашей страны. Многое из этой старой редакции дожило до наших дней и радует нас большими чувствами, своей неповторимой искренностью».
Надо сказать, что «Сильва» шла не только в опереточных, но и в оперных театрах. В зимнем сезоне 1921/22 года в Москве одновременно с театром оперетты ее ставил оперный театр Зимина.
«Сильва» шла и в драматических театрах, например, в Ростовском, где ее постановщиком был известный режиссер Синельников. Интересный был состав исполнителей! В роли Сильвы и Эдвина в Ростове выступали специально приглашенные Клавдия Новикова и Николай Бравин, а остальные роли исполняли драматические актеры. Воляпюка играл Владиславский, Бони - Светловидов, Ронса -Белокуров. В те годы все они были молоды и не имели никаких званий. Впоследствии, когда они стали народными артистами, часто встречаясь с ними в одних концертах, я расспрашивал их, интересовался, как у них шла «Сильва». И должен сказать, что все они с большим удовольствием, увлеченно вспоминали и рассказывали о большом успехе этого спектакля.
Да, «Сильва» притягивала к себе, как магнит, все новые и новые имена. В Ленинграде роль Эдвина исполнял известный оперный певец, выдающийся Герман в опере «Пиковая дама» Николай Печковский, в Свердловске в свое время в «Сильве» в роли Бони выступил Иван Семенович Козловский. Интересная деталь. Однажды (это было в 1957 году) звонит мне Иван Семенович: «Алеша, ты не можешь мне дать точный текст куплетов Бони - «Без женщин жить нельзя на свете, нет…» Я должен приветствовать юбиляршу, и хочу спеть ей эти куплеты».
В Москве оперетта открылась в 1921 году в «Славянском базаре», и «Сильва» прошла с участием уже известным нам польских актеров Невяровской и Щавинского. Впервые появилось на афише имя Леонида Утесова - он играл Бони, в роли же Ферри выступил Игорь Ильинский.
После Петрограда и Москвы «Сильва» прошла в Киеве, в Харькове, Одессе и других городах нашей страны, где в главных ролях зрители увидели Светланову, Дашковского, Джусто, Васильчикова, Хенкина, Руджиери, Теплицкую, Хмельницкого и других. Какое же созвездие знаменитых артистов в эти годы выступало в «Сильве»!
Остановлюсь на постановке «Сильвы» Григорием Марковичем Яроном в Московском театре оперетты в 1940 году.
Спектакль этот, как известно, имел шумный успех! Дирижировал Георгий Фукс-Мартин, балетмейстер Галина Шаховская. Надо сказать, что Фукс-Мартин был прекрасным музыкантом, большим знатоком классической оперетты. А Шаховская является не просто балетмейстером, а в полном смысле этого слова постановщиком-балетмейстером. Вот так в новой редакции Ярона «Сильву» увидело еще одно поколение зрителей!
Моим первым спектаклем в Москве в конце июля 1944 года была «Сильва». Надо ли говорить о том, что первый спектакль в столице - большая ответственность! Над ролью Эдвина в свое время я работал с моим отцом, Алексеем Николаевичем Феона, и, казалось бы, причин к волнению не было. Но я играл Эдвина в другой редакции, где даже тексты были разные, и в Москве, в постановке Ярона многое было для меня совершенно новым, приходилось на репетициях быстро запоминать и приспосабливаться к иным мизансценам, вникать в другие задачи роли. Кто хоть раз репетировал с Яроном, тот знает, что характер у него был крутой. Он был необычайно требовательным и придирчивым, порой до педантизма. Помногу раз репетировал отдельные сцены, иногда мне казалось, что Ярон придирается ко мне, но потом понимал, что это не так.
И вот оркестровая репетиция «Сильвы». Для меня она была скорее генеральной репетицией. Анна Федоровна Гедройц, режиссер спектакля и она же исполнительница роли Стасси, вышла со мной на сцену и представила меня труппе - «Знакомьтесь, наш новый исполнитель партии Эдвина - Алексей Феона. Прошу начинать репетицию».
Все прошло благополучно, без каких либо неприятных инцидентов. Дирижер Пекарский был доволен. Взволнованный, я вернулся в свой номер в гостинице «Москва», где я тогда жил. Но настроение было какое-то нервное. С одной стороны, все как будто было в порядке, репетиция прошла хорошо, голос звучал, и причин для волнения не было. Но с другой стороны, я совершенно один в Москве. Все мои родные - далеко от меня. Не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. Хотел позвонить Ярону, но постеснялся. Честно говоря, боялся, что он не поймет моего состояния и подумает, что я просто струсил. Побродив по Москве, я вернулся в гостиницу и лег спать. Засыпая, вспоминал Ленинград, нашу уютную квартиру на тихой Бородинской улице, своих родных.
Спектакль шел утром в саду «Эрмитаж», было воскресенье. Встал я рано, пришел в театр. Погода была отличная. Немного побродив по саду, зашел в буфет, чтобы выпить чаю. Потом распелся - голос звучит, а значит и настроение бодрое. Загримировался, надел фрак - все в порядке.
Зазвучала увертюра. А в увертюре сразу дается настроение - тема любви, тема Сильвы. И вот тут я хочу сказать, что мне очень повезло - моей первой Сильвой в Москве была замечательная опереточная артистка Стефания Петрова. Необычайно дружелюбно настроенная ко мне, она сразу же придала мне смелости, и я, увлеченный ее темпераментом, сам с большим подъемом провел первый акт. Во втором акте дело пошло еще лучше. Дуэт «Помнишь ли ты» мы бисировали, квартет - тоже!
Когда закончился спектакль, и мы много раз выходили на вызовы, Стефания Петрова вдруг подтолкнула меня одного за занавес и заставила кланяться. И это сделала она, лучшая тогда Сильва. После спектакля Аникеев поздравил меня. Он сидел в директорской ложе и, как потом признался, очень волновался. Мне преподнесли цветы. Григорий Маркович Ярон, прощаясь со мной, (я в тот же день вечером уезжал в Ленинград, в театре начался отпуск) сказал: «Молодец, Алеша! Скажи Алеше старшему, что все прошло хорошо, я тобой доволен! А теперь быстро входи в «Роз Мари», ты ведь знаешь Джима?» Мы расцеловались, и я вышел в сад.
Толпа зрителей ждала у выхода. Оказывается, им хотелось посмотреть, как тот 25-летний Эдвин выглядит без грима и фрака. Вот так прошел мой первый спектакль в Московском театре оперетты. Много, много раз выступал я потом в роли Эдвина, но первая моя «Сильва» в Москве навсегда останется у меня в памяти».
А сам А.А.Феона остался и в памяти тех, кто его слышал и видел на сцене, и в тех записях, которые он делал на радио и пластинках. И почти два десятилетия оставался в его доме, где его жена Валентина Павловна до последних своих дней бережно хранила все, связанное с ним. В их квартире она ничего не
