коснулась ее. С этой великой сцены она говорила о высоком предназначении театра, которому надо служить верой и правдой. (Не ручаюсь за точность ее слов, но смысл их был именно такой).
Первый раз я встретилась с Ангелиной Осиповной, еще не работая на радио. Учась на третьем курсе ГИТИСа, я решила взять темой своей курсовой работы две роли Степановой - королеву Елизавету в «Марии Стюарт» Шиллера и Патрик Кемпбелл в «Милом лжеце» Килти. Тогда эти спектакли смотрела вся театральная Москва. Я же тот и другой спектакль видела неоднократно. Когда я напечатала на машинке свою работу, то мне очень захотелось узнать ее мнение, и я позвонила ей домой, объяснила, кто я такая и что хочу от нее. Ангелина Осиповна с интересом выслушала меня и попросила оставить для нее мою работу на служебном входе Художественного театра.
Через несколько дней я снова ей позвонила, и она пригласила меня к себе. С большим волнением я поднималась в ее квартиру на улице Горького, и потому что я не знала, что она мне скажет, и еще потому, что это была квартира писателя Александра Фадеева, ее мужа. Я шла к ней и вспоминала, как вскоре после его смерти она в строгом черном платье читала в музее Чехова «Что в имени тебе моем» и «Элегию» Пушкина, без доли сентимента, очень просто, но так глубоко, что я помню это до сих пор.
Пробыла я у нее недолго. Волнение мое тут же ушло, когда она приветливо распахнула передо мной дверь. Работу мою Ангелина Осиповна одобрила, а главное, что мне было особенно приятно, сказала, что я почувствовала то, что было у нее «вторым планом», услышала все ее «подтексты», точно расставила все акценты в этих ее двух ролях. И может быть, она увидела в моей работе что-то такое, о чем еще не написали, а рецензий на эти спектакли было великое множество. Сыгранная ею королева Елизавета поставила ее в когорту самых выдающихся актрис современности.
Так случилось, что большая часть моей жизни на радио была связана с музыкальной редакцией, и мне не приходилось встречаться в работе с Ангелиной Осиповной. И только в начале 90-х, когда было уже другое радио, и те, кто делал программу «Вечера на улице Качалова» влились в литературно-драматическую редакцию, я поехала во МХАТ им.Чехова, чтобы записать чествование Степановой в связи с ее 90-летием, которое проходило в портретном фойе. Помню ее торжественное появление в сопровождении стройного юноши, ее внука. Она была с короткой стрижкой, в элегантном платье, на каблуках. Ангелина Осиповна прошла к креслу, которое было для нее приготовлено. Сидя в этом кресле, она и принимала поздравления. Среди выступавших были Виталий Яковлевич Виленкин, Людмила Касаткина, Виталий Вульф, только что выпустивший книгу с перепиской Степановой и Николая Эрдмана, Михаил Ефремов. Когда поздравления закончились, Ангелина Осиповна встала и начала говорить. Ее насыщенная речь была такой продуманной, такой логически выстроенной, что невозможно было поверить, что ей исполнилось девяносто. Незадолго до этого Виталий Яковлевич Вульф принес мне кассету с любительской записью, где Степанова читает отрывок из «Евгения Онегина». Давно я не испытывала такого чувства, слушая ее чтение письма Татьяны. Это было где-то сродни Владимиру Яхонтову. Лучше него «Письмо Татьяны» никто не читал. И вдруг Степанова… Конечно, это было ее собственное прочтение, но почему-то я поставила их рядом. К юбилею Ангелины Осиповны Степановой я сделала большую передачу, в которой ее чествование перемежалось с отрывками из ее спектаклей, где она сыграла свои лучшие роли.
На память о ее незабываемом дуэте с Анатолием Петровичем Кторовым - Бернардом Шоу я храню с тех пор как драгоценную реликвию пьесу «Милый лжец» с ее автографом и пожеланиями. Но разве могла я подумать о том, что почти через сорок лет, в 2003 году я тоже сыграю, хотя и на любительской сцене, ту самую Патрик Кемпбелл, с которой меня когда-то познакомила Ангелина Осиповна Степанова.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Как- то, в самом начале 60-х моя мама, бывшая актриса, вернувшись из Ленинграда, где гостила у нашей родственницы, еще с порога воскликнула: «Какую актрису я видела! Такого обаяния!» Ей тогда посчастливилось побывать в БДТ на спектакле «Варвары».
Когда товстоноговский театр приехал вскоре на гастроли в Москву, то я, конечно, побежала за билетами на все спектакли, но больше всего мне хотелось увидеть Татьяну Доронину. Играла она очень сочно Лушку в «Поднятой целине» М. Шолохова и, конечно, Надежду в «Варварах» М. Горького. От ее Надежды, действительно, нельзя было оторвать глаз. В ней была такая притягательная сила, такая правда чувств и поступков, что зал то замирал, то взрывался аплодисментами. А потом я увидела ее в театре на спектакле, в котором она не была занята. Она появилась в одной из лож в скромном черном платье, совсем такая, как в фильме «Старшая сестра», и я опять не могла оторвать от нее глаз.
Года через два я отправилась специально в Ленинград, чтобы посмотреть «Три сестры» в постановке Г.А. Товстоногова. Билеты, конечно, были все проданы, но поскольку тогда я работала в музее А.П. Чехова, мне обещали выдать один билет из брони. Для того, чтобы договориться об этом, мне пришлось подняться в литературную часть. Было воскресенье, и шел дневной спектакль «104 страницы про любовь» Э. Радзинского. Первое, что я услышала, идя по лестнице, был голос Татьяны Дорониной, доносившейся со сцены. А вечером она играла Машу в «Трех сестрах». Через несколько лет она сыграет эту же роль во МХАТе в спектакле, поставленном в 1940 году В. И. Немировичем-Данченко, но теперь уже с обновленным составом исполнителей. И все же больше всего я вспоминаю с ней тот, товстоноговский спектакль. Я, которая бесчисленное множество раз смотрела мхатовские «Три сестры» с Еланской, Тарасовой, Степановой, Ливановым, Грибовым, Орловым, Станициным, Георгиевской, я никогда не думала, что так много нового откроется в моей любимой пьесе, и что после спектакля, я не буду спать всю ночь в «Стреле», увозившей меня в Москву. И уж совсем не думала о том, что стану редактором на радио и вновь встречусь с Татьяной Дорониной, теперь уже не только в качестве зрителя.
Это произошло через какое-то время, когда она была уже народной артисткой СССР, и ее имя знала вся страна, так на экранах прошли и «Старшая сестра», и «Еще раз про любовь», и «Мачеха». А сама она работала теперь в Москве, в театре им.В. Маяковского, после ухода из Художественного театра. Мы в это время готовили новогоднюю программу, и нам хотелось, чтобы ее провели Татьяна Доронина и Армен Джигарханян, которые тогда были партнерами в ряде спектаклей. Я пошла в театр на переговоры с Татьяной Васильевной. Она согласилась, но поставила одно условие, чтобы для нее была написана песня, и обязательно Рыбниковым, автором гремевшей тогда рок - оперы «Юнона и Авось». Алексей Рыбников был несколько обескуражен просьбой актрисы, но, тем не менее, не отказался что-то подыскать для нее из того, что еще не исполнялось. Времени для записи почти не оставалось. Наконец, песня была найдена, очень приятная, нежная песенка на новогоднюю тему.
Сценарий был написан Инной Елисеевой, но Доронина при записи часто отступала от написанных для нее слов и подбивала Армена Борисовича на импровизацию. Поэтому весь конферанс получился очень живым, и в тоже время, он был окутан каким-то лирическим шармом. Вся программа была фактически сделана, и не хватало только заключительной песенки, которую и должна была петь Доронина. До Нового года оставалось буквально несколько дней, когда Татьяна Васильевна пришла на радио, чтобы записать песню, с которой она была почти не знакома. Мы поняли, что записать «с листа» она не сможет, вместе с нашим музыкальным редактором Верой Быстровой они разучивали песню часа полтора, и Татьяна Васильевна как покорная ученица, шла за ней. Потом приехал Алексей Рыбников, сел к роялю, и они сделали два дубля. В результате все остались довольны.
Уже тогда я увидела, как работает актриса, какой удивительной работоспособностью и настойчивостью она обладает, как она ответственна в своей работе и такой же ответственности требует от других. Мне пришлось быть свидетелем одной сцены, когда однажды на записи, увидев, что один из молодых гитаристов,
