Сон на привлечение Али-Бабы
Шехерезада завела будильник и поставила его около уха Падишаха.
Тишина и покой которую неделю царили в коридорах и залах дворца, и это очень напрягало опытную Шехерезаду. Она знала, что за этим покоем обычно следуют события хоть и интересные, но уж очень бурные.
В воздухе уже пахло переменами. Крестьяне красили седла в оранжевый цвет. Кони ржали. Туманное утро вставало над царством. Вдали раздавался удар молота по наковальне. Пролетарии всех стран соединялись.
«Ляпота!» — спросонок сказал Падишах и повернулся на другой бок.
«Где траву брал?» — невежливо растолкав Падишаха, спросил кот.
Падишах перевернулся на печке и изрек:
«Косил!»
«Вижу, что и до сих пор косишь. — сказал кот. — Где траву-то брал?»
«Косил косой!» — Падишах пытался собрать глазки в кучку.
«Ага, — сказал кот, — масло масляное, а ты косишь, потому что косой!»
Тут подбежали «веселые ребята» и грянули:
«Эка невидаль, — сказал кот, — да он, кроме дивчин, ни на что и не глядит вовсе, этот ваш По! А трава, стало быть, конюшина…»
Кот изловчился и достал из-под Падишаха лопату: «Вот и инструментик припрятан, как я погляжу!»
«Что это вы о себе возомнили!» — взъерепенился Падишах, вертя в руках лопату Он такой штуковины не видел никогда. Тем более не копал.
«Это приказ Падишаха!» — сказала вдруг ни с того ни с сего Шехерезада.
«Но я же и есть Падишах!» — гордо заявил Падишах, подкручивая усы в ниточку.
«Это ваши глюки, — Шехерезада была строга. — Вы Падишах? Нет, вы — не вы!»
«Не Я!» — удивился Падишах. И присмотрелся к себе повнимательнее.
«Действительно… Я не — Я! НЕ-Я!!! НЕ-Я!!! НЕ-Я!!!!»
«И НЕ ТЫ!» — с такими вот заявлениями на середину дворцовой площади выбежал маленький лысый человечек!
За ним бежала толпа странных людей — на всех были белые маски с перекошенными в одну сторону ртами — как будто все одновременно откусили от дикого яблока самый кислый кусок.
Они истошно вопили: «НЕ МЫ!!!» Заодно они плевали на разметку дороги — если еще зеленые полоски пешеходной дорожки ими пропускались, то красные линии моментально оказались заплеваны.
«Красная метка! Стоп-метка!» — толпа одновременно делала большие глаза и дружно плевалась.
Шехерезада повела плечиком: «Это киевляне, — пояснила она изумленному Падишаху. — Тут разделение такое: киевляне все неякают, на красные метки плюются. Еще курловские дураки есть — они хохочут без причины — такой у них признак дурачины фирменный. Питерские все в тряпочки заворачиваются — у них нулевые тряпочки есть и целевые. Танцующие — те хороводы водят и все мордой в пол норовят грохнуться под арабские молитвы. Ну, еще с унитаза прыгают».
«А мы? — поинтересовался Падишах. — У нас как все получается по нашему велению, по моему хотению?»
«А нам так все дают! — Шехерезада засмеялась. — Мы волшебники волшебные! Вот гляди: топну- хллопну-повернусь, Василисой обернусь!»
«Вызывали!?» — возникла из-под земли Василиса Коса Неземная Краса.
Падишах подпрыгнул от неожиданности и, как загипнотизированный, не отрывая взгляда, уставился на Красу.
Шехерезада сообразила, что волшебство не получилось так, как было задумано, а пошло по своему пути развития, что, собственно, было предусмотрено Волшебными Правилами Игры, первейшее из которых гласило: «НАС УСТРАИВАЕТ ЛЮБОЙ РЕЗУЛЬТАТ!»
Она помахала ладошкой перед глазами изумленного Падишаха, походила перед ним туда-сюда, кланяясь зазывным бюстом, покачивая бедрами, танцуя танец живота, стреляя глазками и демонстрируя ножки. Никакого эффекта! Падишах как уставился на свалившуюся ниоткуда Василису, так и не отрывал от нее остекленелого взгляда.
А Василиса Коса Неземная Краса меж тем решила потрясти Падишаха окончательно, оземь брякнулась, но ни во что не превратилась. «Теряю форму!» — подумала она.
Снова брякнулась… «ёкылымыныпырысыты… так и до сотрясения мозга не долго», — пронеслась мысль. В голове что-то перекатывалось, звякало и шуршало. На коленках расцветали синяки, красняки, зеленяки и желтяки.
«Каждый охотник желает знать, где сидит фазан», — завороженно глядя на праздник красок, повторяла про себя Шехерезада. На небе тут же прогнулась мостиком радуга. Из нее с шумом вылетел фазан, и вслед ему понеслись выстрелы охотника.
«Материализация — мой конек! Высший пилотаж!» — Шехерезада довольно потерла ручки.
Падишах стряхнул с себя оцепенение, проморгался и заорал: «Седлать коней! Борзых ко мне! Гусарыыыыы, за мной! Все на охоту!»
«Иго-го-го! — заржал поручик Ржевский. — Дамы и Шампанское, за мной!»
Гаремные дамы — падишаховы жены, сгрудились, сживотились, облокотились, кто чем мог, на подоконники и оживленно замахали проезжающим гусарам. Но ненадолго.
«На зарядку становись!» — послышался громовой призыв, который раскатился эхом по всему дворцу. Падишах подскочил от неожиданности: «Какой-такой зарядка???» — закричал он возмущенно.
«Зарядка сифонов, зажигалок, настроений, дождей и прочего», — Шехерезада взяла в руки указку, элегантно отставила в сторону ножку, увидев себя на телевидении вместо красоток метеоложек, и начала рассказывать изумленному Падишаху о Муссатах и Патиссонах, приносящих затяжные дожди в зону пониженного давления.
У Падишаха, от изумления такой Шехерезадиной образованностью, случилось частичное повышение давления в некоторых зонах тела. Громовой призыв перерос в ливень со сверкающими молниями и продолжительно заряженным дождем. Тело запело, а польщенная Шехерезада решила заняться своим образованием всерьез.
Второй удар грома сопровождал молнию длиной сантиметров восемьдесят! Молния расстегнулась, и из нее посыпались 40 разбойников во главе с Али-Бабой!
«Ой, бабоньки, что деиться! — вскричали женщины гарема. — Не начать ли нам коллекционировать мужчин для первого мужского гарема?»
А Шехерезада, прикинув что-то в уме, состроила глазки Али-Бабе.
«Не объявить ли себя первыми феминистками знойного востока?!» — подумала она, а вслух произнесла: «Ты, Падишах, готов стать первым восточным феминистом?»
Отряд с песней «Эх, яблочко, ты куда котишься…» продолжал, цокая копытами, свое движение по залам дворца.
«Мдя, действительно, куда мир котится», — вздохнул всеми забытый кот. И… окотился нечаянно.
Отряд Али-Бабы, размахивая веслом, как знаменем, хором озабоченно цокал языками, сокрушаясь о том, что как следует покрошить замок им так и не удалось.