знаю этого плута. Он направляет людей к своему папаше — якобы папаше, — который содержит постоялый двор под вывеской с голубым кальмаром. И если на обед вам подадут там тухлый козлиный хвост, то считайте, что вам повезло. Их единственная служанка — ходячий рассадник болезней, их шаткие лежанки не рассыпаются на части, только потому что клопы, которые в них живут, держатся за руки, а что до их вина, то этим пойлом только лошадей травить. Один бокал — и вам скорее всего будет слишком плохо, чтобы вы смогли заметить, как этот прародитель тысячи гиен крадет ваш багаж, а если вы начнете выражать недовольство, он поклянется всеми богами Вселенной, что вы свой багаж проиграли. И он нисколько не боится попасть в ад после того, как этот мир от него избавится; он знает, что там никогда не унизятся до того, чтобы впустить его. Вот от чего я спас вас, великий господин.
Эверард почувствовал, что его губы расплываются в улыбке.
— Похоже, сынок, ты немного преувеличиваешь.
Мальчишка ударил себя кулаком в хилую грудь.
— Не более, чем необходимо вашему великолепию для осознания истинного положения вещей. Вы, разумеется, человек с богатейшим опытом, ценитель наилучшего и щедро платите за верную службу. Прошу, позвольте мне проводить вас туда, где сдаются комнаты, или в любое другое место по вашему желанию, и вы убедитесь, что правильно доверились Пуммаираму.
Эверард кивнул. Карту Тира он помнил прекрасно, и никакой нужды в проводнике не было. Однако для гостя из далекого захолустья будет вполне естественным нанять оного. К тому же этот паренек не позволит другим своим собратьям досаждать ему и, возможно, даст ему пару-тройку полезных советов.
— Хорошо, отведешь меня туда, куда я укажу. Твое имя Пуммаирам?
— Да, господин. — Поскольку мальчишка не упомянул, как было принято, о своем отце, он, по- видимому, его просто не знал. — Могу ли я спросить, как надлежит покорному слуге обращаться к своему благородному хозяину?
— Никаких титулов. Я Эборикс, сын Маннока, из страны, что лежит за ахейскими землями. — Так как никто из людей Маго слышать его не мог, Эверард добавил: — Я разыскиваю Закарбаала из Сидона — он ведет в этом городе торговлю от имени своего рода. — Это означало, что Закарбаал представляет в Тире свою семейную фирму и в промежутках между приходами кораблей занимается здесь ее делами. — Мне говорили, что его дом находится… э-э… на улице Лавочников. Ты можешь показать дорогу?
— Конечно, конечно. — Пуммаирам поднял с земли мешки патрульного. — Соблаговолите следовать за мной.
В действительности добраться до места было нетрудно. Будучи городом спланированным, а не выросшим естественным образом в течение столетий, сверху Тир напоминал более-менее правильную решетку. Вымощенные и снабженные сточными канавами главные улицы казались слишком широкими, учитывая, сколь малую площадь занимал сам остров. Тротуаров не было, но это не имело значения, поскольку с вьючными животными там появляться запрещали — только на нескольких главных дорогах и в припортовых районах, да и люди не устраивали на дорогах мусорных куч. Дорожные указатели, разумеется, также отсутствовали, но и это не имело значения, поскольку почти каждый был рад указать направление: перекинешься словом с чужестранцем, да глядишь — вдруг и продашь ему что.
Справа и слева от Эверарда вздымались отвесные стены — большей частью без окон, они огораживали открытые во внутренние дворы дома, которые станут почти стандартом в средиземноморских странах в грядущие тысячелетия. Стены эти преграждали путь морским ветрам и отражали солнечное тепло. Ущелья между ними заполняло эхо многочисленных голосов, волнами накатывали густые запахи, но все-таки это место Эверарду нравилось. Здесь было даже больше народу, нежели на берегу; люди суетились, толкались, жестикулировали, смеялись, бойко тараторили, торговались, шумели.
Носильщики с огромными тюками и паланкины богатых горожан прокладывали себе дорогу между моряками, ремесленниками, торговцами, подсобными рабочими, домохозяйками, актерами, крестьянами и пастухами с материка, иноземцами со всех берегов Серединного моря — кого тут только не было. Одежды по большей части выцветшие, блеклые, но то и дело встречались яркие, нарядные платья, однако владельцев и тех и других, казалось, просто переполняет жизненная энергия.
Вдоль стен тянулись палатки. Время от времени Эверард подходил к ним, разглядывал предлагаемые товары. Но знаменитого тирского пурпура он там не увидел: слишком дорогой для таких лавочек, он пользовался популярностью у портных всего света, и в будущем пурпурному цвету суждено было стать традиционным цветом одежд для царственных особ. Впрочем, недостатка в других ярких материях, драпировках, коврах не наблюдалось. Во множестве предлагались также изделия из стекла, любые, от бус до чашек — еще одна специальность финикийцев, их собственное изобретение. Ювелирные украшения и статуэтки, зачастую вырезанные из слоновой кости или отлитые из драгоценных металлов, вызывали искреннее восхищение: местная культура не располагала почти никакими художественными достижениями, однако охотно и с большим мастерством воспроизводила чужеземные шедевры. Амулеты, талисманы, безделушки, еда, питье, посуда, оружие, инструменты, игрушки — без конца и края…
Эверарду вспомнились строки из Библии, которые описывают (будут описывать) богатство Соломона и источник его получения. «Ибо у царя был на море Фарсисский корабль с кораблем Хирамовым; в три года раз приходил Фарсисский корабль, привозивший золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов».[5]
Пуммаирам не давал Эверарду долго препираться с лавочниками и влек его вперед.
— Позвольте показать моему хозяину, где продаются по-настоящему хорошие товары. — Без сомнения, это означало комиссионные для Пуммаирама, но, черт возьми, парнишке ведь надо на что-то жить, и, судя по всему, до сих пор ему жилось, мягко говоря, не сладко.
Какое-то время они шли вдоль канала. Под непристойную песню моряки тянули по нему груженое судно. Их командиры стояли на палубе, держась с приличествующим деловым людям достоинством. Финикийская «буржуазия» стремилась быть умеренной во всем… за исключением религии: кое-какие их обряды были в достаточной степени разгульны, чтобы уравновесить все остальное.
Улица Лавочников начиналась как раз у этого водного пути — довольно длинная и застроенная солидными зданиями, служившими складами, конторами и жилыми домами. И несмотря на то, что дальний конец улицы выходил на оживленную магистраль, тут стояла тишина: ни лавочек, прилепившихся у разогретых солнцем стен, ни толп. Капитаны и владельцы судов заходили сюда за припасами, торговцы — провести деловые переговоры. И, как следовало ожидать, здесь же разместился небольшой храм Танит, Владычицы Морей, с двумя монолитами у входа. Маленькие дети, чьи родители, очевидно, жили на этой улице, — мальчики и девочки вместе, голышом или почти голышом — бегали наперегонки, а за ними с возбужденным лаем носилась худая дворняжка.
Перед входом в тенистую аллею, подтянув колени, сидел нищий. У его голых ног лежала чашка. Тело нищего было закутано в халат, лицо — скрыто под капюшоном. Эверард заметил у него на глазах повязку. Слепой, бедняга.
Офтальмия входила в число того множества проклятий, что в конце концов делали древний мир не столь уж очаровательным… Пуммаирам промчался мимо него, догоняя вышедшего из храма человека в мантии жреца.
— Эй, господин, — окликнул он, — не укажет ли ваше преподобие дом сидонийца Закарбаала? Мой хозяин хотел бы удостоить его своим посещением… — Эверард, который знал ответ заранее, ускорил шаг.
Нищий встал и сорвал левой рукой повязку, открыв худое лицо с густой бородой и два зрячих глаза, без сомнения, наблюдавших все это время сквозь ткань за происходящим. В то же мгновение его правая рука извлекла из ниспадающего рукава нечто блестящее.
Пистолет!
Рефлекс отбросил Эверарда в сторону. Левое плечо обожгла боль.
Ультразвуковой парализатор, понял он, из будущей, по отношению к его родному времени, эры — беззвучный, без отдачи. Если бы невидимый луч попал ему в голову или в сердце, он был бы уже мертв, а на теле ни одной отметины. Деваться некуда, только вперед.
— А-а-а! — истошно завопил он и зигзагом бросился в атаку, рассекая мечом воздух.
Нищий ухмыльнулся, отступил назад, тщательно прицелился.
Раздался звонкий шлепок. Незнакомец вскрикнул, пошатнулся, выронил оружие и схватился за бок.
