помогал ямщику. Андро же нечего было делать. Он размахивал кнутом, отгоняя замерзшую ворону, которая все норовила сесть на сани.
Потом тронулись дальше.
И вот уже пустая улица, ветряк и каменная башня, которую видел с пригорка Андро. Дома стояли большие и веселые среди снежных полей. Но Андро все казалось, что поставлены они здесь нарочно, а жить в них нельзя. Как можно в них жить, когда кругом такой холод?
Наконец сани остановились у крайнего дома. Дед взял Андро под мышки и внес в избу, а сам ушел в контору отыскивать сына.
В избе действительно никого не было. Андро потопал ногами. Валенки скрипели, под ногами кололо.
Вдруг с печки раздался тонкий голос:
— Полезай сюда!
Андро посмотрел вверх и увидел только лохматую голову. На печку он не полез, а продолжал стоять посреди избы, топая ногами. С печки спрыгнул кот и прошел мимо Андро к столу, на котором стоял глиняный горшок со сметаной. У кота не было ни хвоста, ни ушей. Затем слезла девочка, без валенок, в толстых шерстяных чулках, перевязанных у колена тесемкой. Она остановилась перед Андро и внимательно осмотрела его. От изумления Андро перестал топать. Девочка была вся белая: у нее были белые чулки, белые волосы, и даже глаза ее показались Андро белыми.
Помолчав секунду, она засмеялась, показала Андро на его нос и сказала:
— Сопатку отморозил.
И Андро начал тереть свой нос.
В избу вошла высокая старуха, согнала кота со стола и закричала на девочку:
— Манька, кому сказано, масло вспахтать!
Как она своим криком и маслом напомнила Андро его бабку!
Девочка, не торопясь, будто дразня старуху, взяла со стола горшок со сметаной и, присев у окна на табурет, начала сбивать масло.
По мере того как Андро отогревался и приходил в себя, обычные его мысли овладевали им. Манька показалась ему стоящим человеком, с которым можно поговорить. Он хотел спросить у нее, не знает ли она, кто убил царя, но, вспомнив грека с ножом, спросил только, почему у кота нет ни хвоста, ни ушей.
Манька, болтая мутовкой в горшке, ответила:
— Озорной он, две ночи дома не ночевал, отморозился.
Потом, подождав, когда старуха вышла в сени, протянула Андро мутовку со сметаной и добавила:
— Лизни.
Как и у себя дома, в Стояновке, Андро не посмел этого сделать. Отступив на шаг, он сказал со страхом:
— Нылзя, нылзя, это не твое масло!
— А то чье же? — с обидой ответила Манька.
В это время в избу вошел дед, с ним еще кто-то, хорошо знакомый, и Андро вместе со своим тулупом, с валенками, с мыслями, вертевшимися у него в голове, очутился на руках у отца.
Морозы давно прошли, и наступила весна, такая же, как в Стояновке, синяя и жаркая.
Андро сбросил тулуп, валенки и снова надел свои толстые башмаки. Однажды он хотел обойти с отцом сады и огороды совхоза. Но это оказалось невозможным. Они были огромны, и сотни волов не могли бы запахать их в день. Тогда Андро попросил отца посадить его к себе на плечи. Отец посадил. Но как высоко ни забирался Андро, он не мог увидеть конца огородам.
Андро уже привык здесь к тому, чтобы все, что он видит, принадлежало тому, с кем он говорит. Поэтому Андро, не слезая с плеч отца, сказал:
— Большой у тебя огород, отец. Мы теперь богаче мельника Словейко.
— Мы теперь богаче всех мельников Словейко, что живут в Болгарии и на всем свете. И каждый человек тут богаче их, — оказал отец, шагая по полю.
— Каждый? — переспросил Андро.
— Нет, не каждый, а только тот, кто работает.
— Вот это хорошо! — сказал Андро, трясясь на плече отца. — Я тоже буду работать.
И Андро все лето ходил с бабами полоть картошку. Он так усердно выдергивал из грядок молочай и сурепку, что получил за это от совхоза новые, очень легкие башмаки и матросскую шапочку. Свои толстые башмаки он забросил, а матросскую шапочку носил всегда набекрень и был похож на маленького юнгу.
Об одном жалел Андро — о том, что в садах совхоза нет винограда и маслин. Зато здесь росли сливы и отец ни разу не кормил Андро мамалыгой. Он ел пшеничный хлеб, молоко и масло. Он был счастлив.
Минул год. Андро уже ходил в школу вместе с Манькой. Снова были морозы. И однажды учительница сказала:
— Вот, дети, скоро у нас годовщина Красной Армии. Кто мне скажет, что такое Красная Армия и за что она боролась?
Сорок детских рук поднялись над головами.
— Скажи ты, Маня.
Маня ответила:
— За землю.
— Так, это верно, крестьяне боролись за землю. Но ведь Красная Армия — рабоче-крестьянская. За что же рабочие боролись? Кто скажет?
Снова сорок рук поднялись над головами.
Поднял руку и Андро.
— Скажи ты, Андро.
Андро вскочил и крикнул:
— За землю!
Дети засмеялись. Манька, сидевшая позади Андро, ущипнула его за спину. Андро оглянулся, увидел смеющиеся лица и крикнул еще громче, еще тверже:
— За землю!
Класс шумел, учительница смеялась, а Андро упрямо шептал: «За землю, за землю!», и наконец заплакал, так как не знал пока, за что же еще, кроме земли, могут бороться люди.
Путешественники вышли из города…
Памяти Аркадия Гайдара
Однажды летом мы поехали с Гайдаром на рыбную ловлю в один из глухих районов, расположенных в лесном краю, в стороне от большого города.
Ночь, когда мы выехали из Москвы, была тихая, редкая по своей прелести, сулившая нам такой же тихий, ясный и жаркий день.
Мы решили не спать и провести эту ночь в беседе. С нами был мальчик.
Я не знал, где познакомился с ним Гайдар и каким образом вовлек его в это путешествие. Но я хорошо знал, что дети привязывались к Гайдару мгновенно, даже на улице, даже с первого разговора, и следовали за ним куда угодно, словно повинуясь какому-то волшебству, которым владел он один.
Однако этот мальчик немного встревожил меня. Это был не совсем обыкновенный мальчик. Он писал стихи, На нем был суконный берет, едва прикрывавший ему голову, а в руках он принес огромный пук удочек, которых хватило бы на целую ватагу тех белоголовых деревенских ребятишек, к которым мы ехали в гости.
Рюкзак его был туго набит. Он с трудом снял его с плеч и бросил прямо на пол.
