партами.
— Вот вам новая учительница, Евгения Андреевна. Она будет вести у вас литературу и русский язык вместо Сергея Андреевича, который ушел по болезни, — сказал директор и добавил: — Прошу, Евгения Андреевна, приступить к уроку.
Она кивнула головой, и директор вышел, оставив ее одну.
— Дежурный! — сказала она громко, пробуя свой голос.
У нее был звонкий, с приятным тембром, отчетливый голос, невольно привлекающий к себе внимание.
Дети немного притихли. Но ненадолго.
К столу, переваливаясь и волоча ноги по полу, подошел дежурный — высокий мальчик со смышленым лицом и ленивыми, медлительными движениями.
— Кого нет в классе?
Мальчик произнес рапорт, не вынимая из кармана рук. Потом повернулся и медленно пошел назад, паясничая и вызывая смех.
Ничего хорошего не предвещало ей начало урока.
Тонко звенело стальное перо, защепленное тяжелой крышкой. Две девочки, положив на парту рукоделье, вышивали. И на трех мальчиков сразу напал неудержимый кашель.
Учительница украдкой, будто мельком, окинула взглядом класс.
Она не сделала ни одного замечания. Она хорошо знала, как бесполезны они бывают порой.
И вдруг так же шумно, как дети, поднялась она со стула. Легкими шагами подошла она к девочкам, вышивавшим узоры, посмотрела их рукоделье и спросила, где достают они нитки.
Она смеялась, разговаривала, лицо ее было оживленно, приветливо, будто она сама разрешила им этот шум, звон и кашель.
И странное дело — почувствовав, что все им позволено в эту минуту, дети притихли.
— А теперь, — сказала учительница, — будем заниматься. Вы остановились, как говорил мне сам Сергей Андреевич, на Грибоедове — «Горе от ума».
— Нет, нет! — крикнула вдруг стриженая девочка, улегшись всей грудью на парту. — Мы уже прошли «Горе от ума».
— На чем же вы остановились?
Никто не ответил. Несколько секунд длилось молчание. Многие усмехались. Наконец та же стриженая девочка сказала:
— На «Евгении Онегине».
Учительница с недоумением посмотрела на детей, потом опустила лицо и усмехнулась. Она поняла. Теперь дети проверяли ее. И эта детская хитрость, так хорошо знакомая ей, привела ее в полное спокойствие. Душевное волнение утихло.
— Хорошо, начнем с «Евгения Онегина». На какой же главе вы остановились?
— На пятой! — снова крикнула девочка.
— Начнем с пятой главы.
— Нет, на второй! — крикнул еще кто-то.
— Отлично, можно начать и со второй.
— А у нас книг нет, мы не знали.
— Нам книги не потребуются, — спокойно сказала Евгения Андреевна.
В это время громко скрипнула парта, и Новиков с сонным лицом и наглыми глазами неторопливо побрел к двери.
Учительница не проводила его даже взглядом.
Отодвинув журнал и книгу в сторону, она подошла к окну, где все та же старая береза махала ей ветками со двора, и обернулась к детям.
Они с любопытством следили за ней. Как она будет читать? Неужели без книжки, по памяти?
— Итак, начнем, — сказала она.
Она читала негромко, сочным и ясным голосом, расходившимся широко, и при одном звуке его невольно вспомнилась детям их спокойная, текущая по полям река, сверкающий воздух и журавли, неторопливо плывущие в небе. И по мере того как лилась с ее губ родная речь, сложенная в дивные стихи, все нежней и милей становилось ее лицо, все привлекательней казалась ребятам ее тонкая, одетая в черное платье фигурка с толстой косой. И сердца их, бывшие до этого далеко от нее, словно на другом конце света, теперь становились рядом, приникали к ней.
Она читала уже полчаса.
Ленивый Новиков заглянул в класс и, удивленный необыкновенной тишиной, вошел и тоже сел на парту. С минуту он вертелся, потом, как все, положил свое большое, уже недетское лицо на ладонь и затих.
Никто не пошевелился даже тогда, когда Евгения Андреевна кончила.
— До свидания, — сказала она. — Уже был звонок.
Она быстро шла по длинному коридору сквозь толпу шумевших ей навстречу детей, и никогда еще будущее так широко не раскрывалось перед ней, никогда еще жизнь не казалась ей такой прочной и ясной, бегущей по одному глубокому руслу.
Девочка с камнем
Школа, где училась Аня Мамедова, стояла на самом краю города, расположенного у подножья высоких гор.
Аня Мамедова была маленькая, очень маленькая даже для своих восьми лет казахская девочка, с черными глазами, черными косичками, в которых красная ленточка казалась очень яркой.
Ане трудно было учиться, труднее, чем другим детям, так как она плохо говорила по-русски.
Но ей хотелось говорить по-русски хорошо и учиться лучше других. Поэтому никто раньше ее не приходил на уроки.
Едва только часы, висевшие на стене в учительской, били восемь, как на пороге школы раздавался звонкий голосок:
— Здравствуй, Марья Ивановна! Вот и я пришел!
Так говорила Аня учительнице.
И какова бы ни была на дворе погода: шел ли дождь, который часто спускался в долину с гор по каменистой дороге, выпадал ли на короткое время рыхлый снег по колено, стояла ли такая жара, что даже птицы раскрывали клювы, — голос девочки всегда звенел на пороге школы в свое время:
— Здравствуй, Марья Ивановна! Вот и он — я, Аня Мамедова.
Но однажды утром в долину, по той же дороге, по которой приходили с гор дожди, опустилась на город огромная туча, вся в черных клочьях, страшных завитках, и налетел ураган. Как на цепях, заскрипел и закачался над улицей воздух. Сначала испугались птицы и улетели в гнезда. Потом забились под дома собаки. Согнулись до земли молодые деревья, и посыпались с них зеленые, еще пахучие листья.
Такой жестокий был ветер.
Марья Ивановна поспешила запереть все двери в школе и захлопнуть окна на крючки.
