Все и правы и неправы.
Мир мудреет — но поныне
Не дорос до Одиссея:
Мир — как сам Приам наивен,
Мир — как Марс прямолинеен,
Что простительно Гомеру:
Ведь ни за какую плату
В век восьмой до нашей эры
Не поехал бы Филатов.[1]
Ну а мы-то не слепые!
Ведь во славу всей Европы
На луне любой булыжник
Наблюдаем в телескопы!
И в себя взглянуть не прочь мы,
Но категорично прежде
Всех на чистых и нечистых
Разделяем по одежде:
Тот — ахеец, сей — троянец,
Тот — святой, а этот — шельма!
...И глядим в людские души
Сквозь гомеровские бельма!
INFERNO (или черная металлургия)
Череповецкий комбинат. 1970.
По лестнице крутой, железной, винтовой
Опять спускались мы, а свод звенел стеклянно,
И где-то исчезал у нас над головой.
Внизу светилась тьма и пахло очень странно.
«Как видно ждет гостей сегодня Вельзевул»,
Шепнул вергилий наш, и нечто из тумана
Как чайник выплыло — и тек чугунный гул
Оранжевой струей в стотонные стаканы,
И лязгнув, тепловоз их тихо потянул.
А где-то там гостям их подносили краны,
Качая и гремя. И черные крюки
Ползли с жужжанием под крышей ресторана
Над тракторами, что как желтые быки
Рогами длинными нацелились на стены,
Чтоб в окна круглые воткнув свои скребки,
От шлака грязных душ освобождать мартены.
И дальше мы пошли, где в узкие ковши
Незримый кто-то лил, мрачнея постепенно
Искрящуюся сталь неведомой души.
И брызгала она, и словно звезды, искры
Пучками разлетясь под чей-то злобный шип
На касках дьяволов краснея, гасли быстро,
И на кирпичный пол лиловой пеной шлак
Нелепо плюхался, как неудачный выстрел.
Вдруг разом заревел весь дьявольский кабак,
И некий ловкий чорт, прервав свою работу,
Вдоль рельс помчался вдаль, где что-то взвыло так,
Как будто Молох в рог сзывает на охоту
Все силы адские без рангов и чинов.
Но черти у печей стояли, ни на йоту
Не сдвинувшись... И смолк истошный вой рогов.
И дальше мы пошли, туда, где с лязгом крабы
Десятками клешней тянулись с потолков,
Хватая слитки душ, расплющенные в слябы,
И уносили их в сиреневый туман,
Слегка клубившийся и уползавший слабо
Туда, где взрявкивал, звеня, прокатный стан.
И в жерло узкое с каких-то транспортеров
Шла маршем за душой душа под барабан.
И черная река их выносила скоро
Из устья рыжего, а круглые катки
Подхватывали их безжалостно и споро,
И с грохотом они скользили вдоль реки,
Потом под черный вал раскатисто и ало
Затягивали их чугунные валки,
И каждая душа оттуда выползала
Раскинув веер искр, расплюснутой, как блин
Тысячеградусный, не потеряв накала...
А наверху сидел, следя за ней один
Суровый Люцифер, меж кнопок и верньеров.
Свой трон вертящийся, душ грешных господин
Слегка раскачивал; а руки Люцифера,
