брату, но тут же стало совершенно ясно, что такой смелостью он не обладает. Или он просто не смог преодолеть силу привычки?
Повернувшись на каблуках, Родриго зашагал прочь по дорожке.
В эту ночь Эйприл испытала самые противоречивые чувства. Ей довелось пережить минуты самого удивительного счастья, когда дон Карлос объявил о помолвке за ужином, затем он совершенно забыл о ее существовании на добрых полчаса, и она почувствовала себя отвергнутой. Когда он вновь появился, она забыла о своей обиде, вкусив чистейшего блаженства, а сейчас ее вновь отталкивают, убедительно демонстрируя, что только Констанция — только Констанция! — может так влиять на главу дома Формера, что он забывает обо всем.
На самом деле все остальное — и все остальные — не обладали в его глазах никакой значимостью по сравнению с Констанцией!
Спотыкаясь, Эйприл побрела по другой дорожке назад к дому, чтобы уединиться в своей комнате.
Глава 13
Около часа, а может быть, и больше Эйприл просидела согнувшись около окна. Вначале она надеялась, что дон Карлос придет к ней, чтобы извиниться. Но никто не пришел, и в конце концов Эйприл легла в кровать и, свернувшись калачиком, застонала, как раненое животное. Она все еще тешила себя мыслью, что утром дон Карлос должен будет объясниться. Ему придется пролить свет на его отношение к Констанции.
Но когда он встретил Эйприл после завтрака, — а она теперь почти всегда завтракала в своей комнате, — на одной из широких террас, огибающих центральный дворик, он всего лишь спокойно посмотрел на нее и поинтересовался, хорошо ли она спала.
Эйприл хотелось кричать. Она смотрела на дона Карлоса почти умоляюще, но он поспешно придвинул ей стул со своей обычной безупречной вежливостью, а затем заговорил о беспорядке, причиненном вчерашними гостями. Оказывается, донья Игнасия лично принимала участие в уборке и специально для этого встала на рассвете.
— Все, что она делает, она делает очень тщательно, — заметил дон Карлос, — и благодаря ей, вечер прошел успешно. Жаль только, что ты сочла необходимым удалиться в свою комнату так рано. Я объяснил нашим гостям, что ты была не совсем здорова.
Эйприл неподвижно сидела на стуле, с удивлением разглядывая его. Внезапно ей захотелось истерически рассмеяться. Все это было совершенно невероятно! Дон Карлос, в своем изящном сером костюме с итонским галстуком, смотрел на нее с неприкрытым упреком в глазах, а его губы были сжаты, как стальной капкан; трудно было поверить, что эти губы могут вознести на вершину блаженства, прямо вверх, к звездам!
Она задрожала, а ее пальцы вцепились в ручки кресла. Затем она попыталась поймать его взгляд, пристально посмотрев на него. Но мрачное выражение его глаз почти испугало ее.
— Мне жаль, что тебе пришлось… извиняться за меня, — натянуто произнесла она.
Дон Карлос слегка пожал плечами и отошел к перилам террасы.
— Я согласился с предложенным планом дня рождения Констанции, — сказал он. — Мисс Хардингтон не могла прийти вчера вечером, но прислала записку с напоминанием, что если план будет принят, то необходимо приступать к его осуществлению. Отели на юге по- прежнему переполнены, поэтому нам придется забронировать номера для нашей вечеринки. Я предложил, что сам забронирую гостиницу и сделаю все необходимые приготовления для поездки.
— Понятно, — ответила Эйприл.
Он холодно посмотрел на нее:
— Я уверен, что тебе понравится Гранада. Это одна из главных достопримечательностей нашей страны. Такие места, как Альгамбра, надолго остаются в памяти, а в Генералифе — летней резиденции наших королей — находится знаменитый Львиный двор. Тебе, без сомнения, еще многое понравится.
Он говорил так монотонно, будто зачитывал цитаты из путеводителя, и Эйприл недоумевала, что случилось с его прекрасным голосом — трепетным, нежным, мужественным, — который описывал ей прелести Андалузии всего лишь прошлой ночью.
Теперь он и она держались друг с другом как чужие. Нельзя было даже вообразить, что еще совсем недавно он страстно сжимал ее в своих объятиях. Эйприл перевела дух и подумала, что, возможно, прошлой ночью она слишком поспешно поверила в его любовь.
Она разжала губы, чтобы сказать: «Я все-таки не смогу стать вашей женой!..» — но по непонятной причине эти слова так и не были произнесены.
— Я уверена, что мне там понравится, но мы празднуем день рождения Констанции, — проговорила она монотонно. — Так что именно Констанция должна наслаждаться поездкой!
Начиная с этого момента и до того дня, когда они отправились в Гранаду, дон Карлос вел себя с ней так, будто она была почетным гостем в его доме, а вовсе не его невестой. Напротив, по отношению к Констанции он часто был подчеркнуто нежен, и она расхаживала по дому с такой победоносной улыбкой, какой раньше Эйприл у нее не замечала. Каждый раз при взгляде на Эйприл в ее глазах светилось торжество.
Утро ее дня рождения было полным блеска андалузским утром, типичным для этого времени года. Они выехали в двух машинах сразу после очень раннего завтрака. Джессика оказалась права насчет доньи Игнасии — та действительно отказалась их сопровождать, а Родриго, напротив, охотно принял приглашение. Они заехали за леди Хардингтон и ее дочерью в дом сэра Джеймса Хардинггона, и Марк Феррерс тоже был там. Джессика сама вела машину, она пригласила к себе Родриго, а леди Хардингтон села между Констанцией и Марком Феррерсом на заднем сиденье одной из двух машин дона Карлоса, которой управлял шофер. Сам дон Карлос сидел рядом с Эйприл за рулем своего белого лимузина.
Если вначале Эйприл предполагала, что путешествие смягчит его сердце и, возможно, он попробует извиниться за свое поведение, то на самом деле ничего подобного не произошло. Когда он впервые увидел Констанцию этим утром, то улыбнулся ей своей самой ослепительной и нежной улыбкой, обнял ее и поцеловал в голову, а затем вручил ей сафьяновую шкатулку, в которой лежали браслеты и ожерелье из кованого серебра с бирюзой. В восторге она обхватила его за шею и поцеловала так пылко, что Эйприл невольно отвела глаза. В этот момент донья Игнасия поспешила вручить свой подарок; видимо, она просто хотела отвлечь внимание Констанции от дона Карлоса.
Эйприл также не осталась в стороне. Она протянула Констанции небольшую коробку в подарочной обертке. Когда девушка развернула ее, она, казалось, была приятно удивлена. В коробочке лежало несколько английских батистовых носовых платочков и флакон французских духов, которые когда-то подарили самой Эйприл.
— А, как вы добры! — пробормотала Констанция и, казалось, хотела обнять и Эйприл, но вовремя вспомнила, кто она такая и по какой причине находится здесь. Покраснев, она немного застенчиво повторила: — Вы очень добры. Большое спасибо!
Эйприл почувствовала острый приступ сожаления. Если бы только Констанция была обычной воспитанницей дона Карлоса — без всяких собственнических интересов по
