— На днях я видел Синевусова… Он сказал, что тогда, в 84-м, это ты на Владимирскую нас отправил.
— А-а, ну, да. Так и было, — коротко подтвердил он.
— Какие тогда у нас могут быть с тобой общие темы, Курочкин? — помолчав немного, спросил его я.
— Сань, постой. Я давно сам хотел тебе все рассказать. Да, я виноват, ну, что ж теперь сделаешь? Прости меня. Дурак я был, мальчишка. Не понимал толком, что делаю. Цены того, что делаю, не понимал. И потом… Ну, повернулось все так. Одно к одному сложилось. Меня это всю жизнь давило, а я не знал как тебе… И, наконец, ты же видишь, чем это кончилось!?..
— Канюка на тебя жалуется, — продолжал я. — Говорит, разорил ты его.
— Ну, не вали ты одно к другому! Канюка сам виноват. Не надо было быть жадным. Перед ним у меня никаких обязательств не было и нет, а с тобой… Ну, ей-Богу, я всегда хотел… Я ведь тогда думал всех выручить и все исправить. Вот, ты не знаешь, а я ходил к Недремайло, между прочим, хотел взять у него папку, которую он забрал у Сашки Коростышевского.
— Я знаю.
— Видишь, я не вру. Но папку он мне не отдал. Вот тут я понял, что Недремайло решил нас сдать.
— И ты захотел опередить его, — засмеялся я.
— По крайней мере, так хоть что-то можно было смягчить.
— Ну да, конечно. Кстати, я узнал, кто прислал тебе ультиматум.
— Да какая теперь… А что, не приятели Синевусова разве? Нет? Да кто же тогда?
— Догадайся, — предложил я Курочкину. — Мне вдруг стало невыносимо жарко, сдавило дыхание, и капля пота, проступив у виска, стремительно скатилась к подбородку. Следом проступила другая. — Ты этого человека должен хорошо помнить.
— Что? Кого? — растерянно забормотал Курочкин. — О ком ты?
«Сашка Коростышевский вернулся, — чуть было не сказал я. — Он хочет тебя видеть. Он хочет закончить игру. Да и остальные ребята не прочь с тобой встретиться».
Надо было так и сделать, так и сказать. Надо было. Но вместо этого я перевел дыхание и рассказал ему о письме Белокриницкой.
— С ума сойти, — минуту спустя задыхался он от хохота. — Нет, правда? Белокриницкая? Это самая смешная шутка в моей жизни!.. Подумать только! Нет, какой класс, а!? И это же надо было так…
Я его не дослушал. Я положил трубку и крепко растер лицо, стараясь вытереть пот. Но ладони только скользили по щекам, размазывая масло, смешанное с ядом.