Меня звали Альфредо. Я тридцать лет прожил в Германии. Потом вышел на пенсию и вернулся в родной городок. Я погиб в тот вечер, когда произошло землетрясение. Я сидел в баре. Человек, игравший со мной в карты, спасся.
Я упал перед холодильником. Меня нашла жена. Я закрыл лицо руками, словно стыдясь того, что со мной произошло.
В тот день около двух часов состоялся крестный ход. Я был среди тех, кто нес статую святого. Я вовремя не сменился. Мы шли сквозь густую толпу. Я хотел, чтобы все видели, как я вспотел и страдаю.
Из всего, что было на белом свете, мне не хватает только воздуха. Может, поэтому напоследок я попросил жену открыть окно.
Врач рекомендовал соблюдать диету, но я любил макароны с соусом. Каждый вечер мне готовили по триста граммов.
Я лежал на земле в моем винограднике. Я обращался к Богу, к Мадонне и ко всем святым. Я ждал помощи. Вместо этого пошел дождь.
Меня зовут Марио. Меня звали Марио и при жизни, но тогда мое имя для чего-то было нужно.
Я умер через пять минут после того, как меня похоронили.
Сейчас меня разбирает дурацкое любопытство. Вот бы узнать, сумел ли мой кузен Маурицио продать свой подержанный “фольскваген-гольф”, за который просил шесть миллионов лир.
Я всегда был оптимистом. И на том спасибо.
Я пахал. Трактор завалился на бок и подмял меня. Я только успел подумать, что еще не выплатил по нему весь кредит.
Поплавав в море, я вышел из воды и вытирался. Я упал на песочный замок.
Я умер три тысячи лет назад. Я был пастухом, как и все. Я заснул, а корова наступила мне на живот.
Я умер, когда еще умирали по-настоящему. Помню, пришел священник, и стали заколачивать гроб. Мама и сестра так причитали, что даже священник растрогался.
В больнице сказали, что операцию нужно делать сразу. Меня прооперировали, и я сразу умер.
Настал первый день пасхальной недели. Потом второй. Как начнешь умирать, так уже не остановишься.
Достаточно отвлечься буквально на секунду. Я упал с лестницы, задумавшись, какую зубную пасту купить.
Поначалу наши близкие хотели бы нас вернуть. Потом они свыкаются с тем, что нас нет. Потом всех устраивает, что мы там, где мы есть.
Однажды Джанни Моранди надписал мне открытку. Я бы никогда не подумал, что его посвящение окажется на моей могильной плите.
Я жил в проулке, где когда-то было полным-полно народа, мулов и свиней. Я выходил из дома только в магазин. Потом снова погружался в мысли о больном сердце.
У меня дико разболелась голова, пока я ел виноград. Это было 16 сентября 1979 года. Мне было сорок два года. Я работал каменщиком.
Я пока не умер, но все равно прикрепил свою фотографию к могильной доске рядом с фотографией жены.
Нет даже небытия — по крайней мере, мне так кажется.
Последние шесть лет я провел в постели. Каждая ночь казалась последней. Но я продолжал мучиться, я только и делал, что мучился. Как это часто бывает, в день смерти мое самочувствие слегка улучшилось. Я попросил жену приготовить яичницу.
Рак легких. Все из-за того, что муж без конца курил. Он курил даже в постели. Просыпался в три утра и закуривал. Он курил и днем, но реже.
Болезнь крови: сейчас уже не припомню название. Вообще-то я был знаменит, хотя бы у нас в глубинке. О моей кончине написали в местных газетах. Мэры соседних городков съехались на отпевание. Обряд проводил епископ.
Я застрял в перевернувшейся машине. Пытался открыть окно и вылезти. Я надеялся на помощь Антонио, он ехал со мной. Но Антонио был уже того.
Меня звали Пьетро. Каждый вечер я напивался и бил жену.
На мои похороны пришла тьма народу. Людям я нравился, я всех угощал выпивкой. Это дома я срывался. Меня нервировал запах жены и дома.
Я умер вдали от своей деревушки. Съездил туда на Рождество, было хорошо. Только в ногах какая-то тяжесть. Потом вернулся в город и вышел на работу. Жизнь шла своим чередом. Я постоянно с кем-то общался. Когда на заправке мне заливали полный бак, я почувствовал, что голова стала пустой, как орех.
Сначала я ухаживала за мужем. Потом заболела сама. Два года мучилась. Наш сын — инвалид- колясочник. Он не знает, что делать со всеми деньгами, которые мы ему оставили.
Я умер от опухоли мозга. По мнению врачей, у меня была опухоль и в кишечнике, но я ее не замечал, меня беспокоила головная боль. С какого-то момента я уже ничего другого не чувствовал. Для врачей я был в коме, а на самом деле — в полном сознании. Я был целиком внутри опухоли, как улитка в раковине.
Меня повесили мои родители-крестьяне. Они не хотели, чтобы я встречалась с одним парнем. По их понятиям, он был мне не пара. Это случилось не в Средние века. Шел 1929 год.
