Ростов встретил нас зловещей тишинои комендантского часа, леденящим светом маскировок, отсутствием тепла, еды и… водки.
Последнее особенно огорчало Барнета.
И вот, однажды, к своей неописуемой радости, Борис Васильевич обнаружил в аптеке на Буденовском довоенные залежи «Пантокрина».
По утверждению инструкции, несколько капель этого чудодейственного препарата способны избавить «от половой слабости и сексуального безразличия».
Конечно же не эти свойства препарата привели в восторг Барнета, а то, что настоен он был на чистом спирту.
Борис Васильевич приволок в гостиницу несколко ящиков «Пантокрина». Пили мы, тогда молодые здоровые парни, эту дьявольскую микстуру по несколько флаконов в день.
Нетрудно представить, что следовало за этим…
* * *
Это была первая «забегаловка» в освобожденном Ростове. В ней согласно объявлению, нацарапанному на сером, с кусочками древесины, картоне, можно было получить «сто граммов в одни руки».
К наспех сколоченной будке, с небольшим, зияющим чернотой, отверстием тянулась длинная, раскачивающаяся из стороны в сторону, шумногалдяшая, пьяная очередь. Опрокинув стопку, очередной охотник «надраться» тут же пристраивался к концу очереди…
Как-то после съемки мы с Барнетом оказались у «забегаловки». Выпив положенные сто граммов, Барнет потянулся к карману. Под плащом блеснули «Железные кресты» (Барнет снимался в своем фильме в роли фашистского генерала – Бальца).
«Кресты» не ускользнули от внимания «бдительного» будочника. Он дружески подмигнул Борису Васильевичу и, бесцеремонно захлопнув дверцу отверстая перед самым носом очередного «жаждущего», пригласил нас в кишку-подсобку.
– Вижу вы люди хорошие, – сказал он, ставя на стол зеленую бутылку с невзрачной этикеткой и редкостную в те времена закуску – соленый, дурно пахнущий огурец.
Будочник выскользнул из подсобки и… запер нас на замок. Будучи в полной уверенности, что «застукал важную птицу» (тогда такое случалось нередко), он помчался в комендатуру-
Поняв, что будочник принял нас за «фрицев», мы громко рассмеялись.
Барнет раскупорил бутылку:
– Пей. Разберутся – отберут.
Не прошло и десяти минут, как будочник вернулся в сопровождении юного, безусого лейтенанта и двух автоматчиков. Скрываясь за их спинами, парень кивнул в нашу сторону:
– Вот они, братцы, хватайте!
Лейтенант подскочил к Барнету и резко распахнул плащ. «Кресты» на груди Барнета сверкнули эмалевым блеском.
Сопровождающие лейтенанта солдаты вздернули автоматы.
Обстановка становилась угрожающей. Пора было кончать комедию. Борис Васильевич протянул лейтенанту удостоверение личности. Взглянув на него с явным недоверием и, как мне показалось, с некоторым разочарованием, лейтенант, посоветовавшись с автоматчиками решил «для порядка» отвести нас в комендатуру, где и закончилась эта забавная история.
* * *
Шли заключительные съемки фильма «Однажды ночью». Снимали неделями не выходя из павильона. Как всегда бывает в кино, «поджимали» сроки. Группа изнемогала от усталости и, несмотря на дьявольские перегрузки, трудилась «в поте лица».
В ночь на новый, сорок пятый год силы окончательно покинули «барнетовцев». Съемочная группа в полном составе… уснула «на рабочем месте». Уснули у «пятисоток» осветители. У камеры – оператор Сергей Геворкян со своими ассистентами. Спали артиста – Ирина Радченко, Борис Андреев, Иван Кузнецов, Николай Дупак…
Спали гримеры, «звуковики», ассистенты режиссера…
Спал, прижав к груди винтовки, оружейник «лейтенант Вовочка».
Без пятнадцати двенадцать нас пулеметной очередью разбудил Барнет. Он умудрился один, без чьей- либо помощи, накрыть по тем временам роскошный стол.
Веселье длилось до самого рассвета. Произносились тосты «мирного времени». Пели «полублатные» песни, которым нас выучил Веня Кузнецов…
А утром снова прозвучала привычная «картавая» команда
– «Мотор!»
* * *
Массивные стенные часы (приданое Ларисы Орданской
– именно она в том году была женой Барнета) пробили полночь.
Все, что можно было выпить, еще час назад было выпито. Кто-то сбегал на Киевский вокзал, но, как и следовало ожидать, вернулся без водки.
Воцарилось тягостное молчание.
За стеклом буфета маячила, дразнила своим ослепительным спиртным блеском огромная бутыль, в которой плавали рыжие ветвистые корни.
Взоры всех присутствующих были прикованы к буфету.
– Женьшень, сами понимаете, корень жизни… Ларискина затея… – неуверенно сопротивлялся Борис Васильевич.
Все обреченно молчали. Ждали.
Удручающую неловкость нарушил Алексей Денисович Дикий:
– Так что, Боря?. . Мы пошли, или как?. . – кивнул он на бутыль.
– По-о-жалуй, по-ойдем… – вздохнул Игорь Савченко.
Барнет прошелся по комнате. Поглядел в окно на гололед
мостовой. Потом решительно направился к буфету. Разлил содержимое бутыли по рюмкам. Извлек корень женьшеня.
– Отличная закуска, – подмигнул он повеселевшим друзьям. – Представляю, как разозлится Лариса… И поделом – пусть не занимается глупостями.
* * *
Новый 1948 год я и писатель Михаил Шатирян встречали в Москве, в доме Бориса Васильевича. В ту памятную ночь было произнесено множество достойных тостов. Выпито огромное количество коньяка. И, когда были исчерпаны все тосты и выпит весь коньяк, Барнет запальчиво заспорил с Ша-тиряном. Тот пытался отстаивать сюжетные ходы нашего сценария. Борис Васильевич громил их со страшной силой, рушил, как карточные домики. Умел он это делать с необыкновенной «доказательностью» даже тогда, когда был неправ (как мне кажется, и в этом случае – сценарий явно этого не заслуживал).
В третьем часу Алла Александровна (супруга Барнета) собралась спать:
– Боря, не забудь утром купить молоко Ленке, мне не проснуться.
Барнет молча кивнул ей и, когда жена скрылась за дверью, облегченно вздохнул. Извлек из-за томиков Чехова «заначенную» бутылку. Разлил коньяк по рюмкам с аптекарской точностью (это, пожалуй, единственное, что делал он с подобной дотошностью).
А потом… выяснилось, что «заначена» не одна бутылка…
