Леший в бору что хозяин в дому. Говорят, он нарочно водит прохожих, чтобы заблудились. Да ведь хороший хозяин любит, чтобы гости погостили у него подольше.
А ещё грустнее, что лешие спят и спят, даже песня их не разбудила. Терпение у Кузьки кончилось. Влез в берлогу, принялся будить Лешика. Кричал ему прямо в ухо, дёргал за хвост. Лешик спал. Тогда Кузька начал его щекотать.
Лешик захихикал, открыл глаза:
– Что? Уже весна?
«Вот оно что! – подумал Кузька. – Лешие спят всю зиму. Как медведи, барсуки, ежи, как цветы и травы».
– Проснётесь весной, – плакал Кузька, – а я уж пропал с голоду да с холоду.
– Мы-то смотрим на тебя, вот соня. Каждую ночь спать ложится! Ну, думаем, уж на зиму заляжет так заляжет, – испуганно бормотал Лешик.
Оба принялись будить деда. Будили, будили, тот и не пошевелился, пень пнём.
Вышли наружу, стали разглядывать листок, на котором Кузькина деревня нарисована. Лешик потягивался, зевал, тёр глаза. Никак не вспомнит, откуда ветер принёс этот листок, в какую сторону им с Кузькой идти. Кузька тоже не запомнил, на деда понадеялся. А старый леший слишком крепко спит, до весны не проснётся.
Вам, лешим, хорошо. – горевал домовёнок. – Вы живёте беспечно, а нам, домовым, без печки не прожить.
– Не плачь! – сообразил Лешик. – Есть в лесу печка. И не одна, а целых две.
Во тьме и гнилушка светит! У Бабы Яги в нашем лесу два дома. Один похуже да поближе, другой получше да подальше. Не может она сразу в двух домах жить.
Наверно, зимует там, где получше. А ты в другом перезимуешь, пока хозяйки нет. Сундучок у нас оставь. Яга, как сорока, всё тащит, что блестит.
В чужом доме зимовать страшно, но интересно. Боялся Кузька леших, а они вон какие. Может, и Яга не хуже. Вдруг у неё и домовые есть? И Кузька побежал следом за Лешиком. Глубокий овраг, упадёшь, все косточки пересчитаешь Один склон лесом порос, на другом – кусты и камни. Внизу – мутная речка. Через овраг кривое дерево перекинуто.
Не хотелось Кузьке ступать на этот мостик. Дерево дрожит, ноги дрожат.
Сидеть бы посиживать дома, есть кашу с молоком или похлебочку. Оступился Кузька. Летит в реку лапоть с одной ноги, а другой застрял в ветвях кривого дерева, держит своего хозяина. Кузька вцепился в дерево обеими руками, повис над мутной речкой.
– А, вот ты где! Какие качели придумал! И я с тобой! Ух, здорово! – Лешик примостился рядом и давай раскачиваться так, что у Кузьки дух захватило от ужаса. – Ладно. Хорошенького понемножку. Бежим скорее!
– Я не могу бежать! – пискнул Кузька. Лапоть плыл, распустив завязки, как хвост, притормаживая у камней.
– Не можешь без лаптя? Тогда скачи на одной ножке!
Кузька ухватился за лапу друга, не успел оглянуться, как допрыгал до того берега. Лешик побежал спасать лапоть. И вот Кузька – один лапоть сухой, другой мокрый – бежит вверх по каменистому склону.
Совсем темно было бы в здешнем бору, кабы не белые поганки.
– Когда Яга в ступе летит домой, – шепнул Лешик, – то несётся над этими поганками, чтоб мимо избы не пролететь.
На поляне, куда выскочили друзья, белым-бело от поганок.
– Ни одной поганки не сбито! – обрадовался Лешик. – Значит, бабушки Яги нету дома.
