Мардж куда-то торопилась по коридору, прижимая к груди три объемистые папки. Алан встретился с ней взглядом. Мардж нахмурилась.
— Привет, — осторожно начал Алан.
Мардж кивнула и оценивающе осмотрела Алана, будто взвешивая: говорить ему или не говорить. Алан по опыту знал, что, если Мардж молчит, значит, дело серьезное.
— Он не в духе?
— Мягко сказано. Слушай, я бегу в финансовый отдел…
— Прости, не хотел задерживать тебя.
— Алан, ты иди кофе там попей или чаю. Только на глаза шефу пока не попадайся. Минут пятнадцать-двадцать. Сейчас он что-нибудь расколотит, выпустит пар… — И она изящно обошла его, как легкая бригантина обходит могучий корвет.
— Ма-ардж!
— Ну что? — Она остановилась в трех шагах от Алана.
— Что я сделал не так?
— Ну, насколько я могу судить, ты плохо ублажал Фелицию Беккет.
Алан стиснул челюсти и застонал, как от сильной зубной боли.
Впрочем, Фелиция Беккет и была зубной болью. Разве что от нее не помогают ни анальгетики, ни стоматологи.
Больше всего на свете Фелиция Беккет любила бриллианты. В ее личной системе ценностей с ними могли сравняться только меха. Меха чуть-чуть уступали бриллиантам, потому что их не наденешь в жару. А это лето как раз выдалось знойным, так что меха ждали своего звездного часа в ее роскошной гардеробной, а Фелиции приходилось довольствоваться бриллиантами. Бриллианты были даже в ее мундштуке — она по моде тридцатых курила сигареты через мундштук и считала, что это только подчеркивает неординарность ее образа. Ах, бриллианты и шелк — что может быть изысканнее? Разве что бриллианты, оправленные в белое золото и платину, и шелк, раскроенный и сшитый по вкусу лучших художников моды.
Право, Фелиция могла себе это позволить. Она только что выиграла бракоразводный процесс с медиамагнатом Брайаном Беккетом-старшим, и у нее не было причин изменять своему стилю — стилю избалованной вниманием и деньгами светской львицы. А всему виной глупая страсть Брайана Беккета- старшего к молоденьким тонконогим девочкам. С одной из них — никому пока не известной театральной актриской — и поймала его дражайшая супруга. Это был не первый адюльтер в истории их брака, но в первый раз у Фелиции были доказательства мужниной неверности, и это сыграло свою роковую роль — не столько для самого брака, от которого уже давно осталась только красивая обертка, сколько для кошелька Беккета-старшего (а также его заграничных счетов и личного фонда недвижимости). Развод обошелся ему почти в двенадцать миллионов долларов.
Алан не осуждал его и не злорадствовал над несчастьем бедного миллионера. Более того, он искренне восхищался терпением и мужеством этого, без сомнения, почти святого человека: шестнадцать лет в браке с Фелицией Алану казались достаточным основанием для причисления благоверного (ну или даже не совсем верного мужа) к лику святых в мученическом чине.
И вот теперь экс-миссис Беккет решила заняться обустройством своей новой жизни, не менее счастливой и роскошной, чем прежняя. И для этого ей, само собой разумеется, требовался новый дом. Она, видите ли, решила, что в особняке за три миллиона долларов, который муж купил на десятую годовщину свадьбы, счастливо жить невозможно. Плохая примета. Ей требовался новый дом. Роскошнее старого. Не меньше трех этажей, с двумя бассейнами, тренажерным залом, теннисным кортом, бильярдной и хорошим винным погребом. На восемнадцать спален. Алан недоумевал, зачем ей столько, ясно же, что при всем желании ей не удастся собрать и удержать вокруг себя столько народу… Но желания клиента не обсуждаются, тем более когда речь идет о таких деньгах. Алану светила невероятных размеров премия. Нужно было только продать имеющийся дом и купить новый. Всего-то навсего.
Но… Да-да, как обычно, не обошлось без маленького «но». Алан не зря отрабатывал свой хлеб в отделе элитной недвижимости. Он был прямо-таки козырным тузом Бартона — всегда подтянутый, привлекательный, невообразимо обаятельный, с лучезарной улыбкой и стальной волей, которая, как кинжал, укутана была в бархат идеальных манер.
Фелиция Беккет решила, что молодой риелтор Алан Портман стал бы идеальным приключением, знаменующим начало «новой счастливой жизни». Этаким сексуальным талисманом.
Нет, Алан не страдал какими-то предрассудками в интимной сфере, и он знал одну вполне счастливую пару, где жена была старше мужа на одиннадцать или двенадцать лет, так что дело было вовсе не в сорока с лишним годах Фелиции, тем более что она могла себе позволить выглядеть на тридцать с хвостиком. Дело обстояло гораздо проще: она отталкивала его, как может отталкивать очень жесткий, расчетливый, себялюбивый человек, не привыкший считаться ни с чем, кроме своих желаний. Деньги балуют. Деньги портят. В последнее время Алану казалось, что женщин они портят особенно.
Он познакомился с Фелицией почти месяц назад. Она отказалась ехать в офис, не утруждая себя даже выдумыванием предлога, но это не удивило Алана: учитывая предполагаемую сумму сделки, она вполне могла рассчитывать на то, что ей принесут все документы на серебряном подносе вместе с кофе в постель. В первый раз ему показалось, что она откажется от услуг его агентства. Видимо, у нее были в тот день мигрени, или она реагировала на магнитные бури, или еще что-то… Одетая в шелковое платье (такое любая другая женщина счастлива была бы надеть на собственную свадьбу) Фелиция полулежала в кресле, откинув голову, не смотрела на Алана, время от времени морщилась, когда он что-то говорил, и лишь обозначала свое участие в разговоре неопределенными вздохами, как будто все происходящее очень ее расстраивало. Алан по наивности предположил, что бедняжка тяжело переживает развод. Ха-ха.
Когда в следующий раз Алан приехал обсудить с ней уже три самых перспективных предложения о покупке ее «старого» особняка, он просто не поверил своим глазам: перед ним предстала высокая, ядовитая, эффектная женщина с железной хваткой. Даже глаза ее теперь смотрели по-другому. А еще она улыбалась. Ему. И от этой улыбки Алан чувствовал легкую тошноту — такая подкатывает к горлу в моменты острой тревоги.
Лучше бы он и вправду не понравился ей при первой встрече. Она бы сразу отказалась работать с их компанией, на этом вопрос был бы решен. Ну вставил бы шеф ему по первое число за «погубленную перспективу». Ничего сверхординарного, обычная штатная ситуация. Так нет же. После второй встречи она снизошла до звонка Бартону и заверила его, что «все великолепно, такая репутация у агентства, такие компетентные специалисты», в общем — «ни с кем другим, ни за что и никогда». Бартон расцвел, размечтался, пообещал Алану место начальника отдела, если он сможет как следует «обработать эту дамочку». Алан тоже был бы рад помечтать, тем более что ему давно хотелось заняться обустройством своей жизни — то есть купить собственный дом, может быть, это успокоило бы Диану, которая в последнее время стала невыносимо капризной… Но его не отпускало чувство, то все это к добру не приведет. Он старался не думать о маленькой змейке тревоги, поселившейся в душе…
А «обработать дамочку» так, как того хотелось ей, ему и вправду не удалось. Точнее самому не захотелось. А до недавнего времени Алан считал, что живет в демократической стране, где он в достаточной степени защищен от сексуальных домогательств.
Их третья встреча с Фелицией проходила в ресторане отеля «Хилтон». Фелиция приглашала.
А потом она стала требовать встреч все чаще и чаще. Она отвергала один за другим дома, которые Алан находил для нее. В какой-то момент ей пришла в голову мысль переключиться на поиски пентхауса, и Алан искал пентхаус, но потом они все равно вернулись к дому… Видимо, Фелиция стремилась наполнить собой весь его день, причем не только рабочий. И — нужно отдать ей должное — она добилась в этом значительных успехов.
Просыпаясь утром, Алан первым делом думал: каковы шансы, что Фелиция сегодня не позвонит, и морщился, как от клюквы, потому что понимал — шансы невелики.
Как-то за завтраком Диана спросила его: «О чем ты думаешь?» Алан честно ответил: «О Фелиции Беккет». Диана почему-то не учла, что думать о женщине можно не только хорошее, и затаила на него злобу. После этого в их отношениях появился еще один большущий кусок льда. Лед, как известно, имеет свойство снижать температуру среды, в которую погружен, и всегда виден, потому что держится на поверхности…
