Александрович развил бурную деятельность, чуть ли не собственноручно оформив мне все документы. А напоследок предложил «заходить запросто, но только с приятными делами». В общем, очаровал меня совершенно, и когда несколько месяцев спустя нашу квартиру ограбили, то поход в милицию позволил мне совместить приятное с полезным: заявить о краже и возобновить знакомство с душкой полковником.
Дело об ограблении Николай Александрович поручил вести, как он сказал, лучшему следователю — Владимиру Ивановичу. Тот мне дал понять, что пропавший магнитофон и старая шуба — вполне умеренная цена за разгильдяйство: дверь нужно запирать как следует и вообще поставить нормальную, а не из картона. И рассказал массу историй, когда кражи можно было раскрыть только по супергорячим следам или если исчезало что-то уникальное и очень ценное.
— Да вы посудите сами, Светлана Игоревна, — сказал он тогда, — у нас за прошлую неделю два убийства, три ограбления со взломом и нанесением увечий, три перестрелки на улице, семь изнасилований. А уж краж... Хотите — оставляйте заявление, но я вас честно предупреждаю: займемся, если руки дойдут. Поймите и нас тоже.
В общем, мы друг друга поняли. Мы с мужем поднатужились — и поставили стальную дверь.
А еще я загорелась идеей написать очерк о буднях нашей милиции в лице Николая Александровича и Владимира Ивановича. Второй отбрыкался: лучше он расскажет десяток сюжетов, чем будет говорить о себе лично. А моего любимого полковника я долго не могла поймать на месте, пока не выяснилось, что буквально на следующий день после нашего с ним разговора он участвовал в задержании банды и получил пулю в грудь. После этого несколько месяцев провел в госпитале.
Вот к нему-то меня и направил Владимир Иванович, причем выражение лица у него было довольно загадочным.
Николай Александрович сидел у себя в кабинете. Внешне он мало изменился и вообще выглядел молодцом, о чем я ему и сообщила.
— Ладно, сударыня, комплименты вы мужу говорите. А мне скажите, что у вас вчера было на обед или на ужин.
Лучше бы он спросил меня, какая погода была в этот день год назад. Это я, возможно, и вспомнила бы. Но есть две вещи, которые я не запоминаю принципиально: кто во что был одет (включая меня самое), и что я в последний раз ела, будь то хоть полчаса назад. Наверное, на моем лице отразилась целая гамма переживаний, потому что полковник уточнил:
— Хорошо, поставим вопрос по-другому: вы покупали вчера какие-нибудь продукты?
— Да, — честно призналась я. — Около метро купила пачку пельменей. Хлеба, конечно. А по¬том на лотке около дома увидели говяжью печен¬ку, недорого. Ну и взяла кусок. А что?
— А куда вы ее положили? Печенку, то есть?
Даже самые умные мужчины иногда задают идиотские вопросы. Ну, куда я могла положить мокрый и скользкий пакет? Не в сумочку же с документами, косметикой и прочими необходимыми вещами!
— Обычно я кладу продукты в хозяйственную сумку, — доброжелательно сообщила я. — Привыкла, знаете ли. Всегда ношу с собой штуки две. Наверное, туда и положила. А что?
— А протечь у вас в сумке она не могла?
— Могла. И протекла. Хлеб немножко испачкался. Да скажите, наконец, в чем дело? Сразу признаюсь: испачканный кусок хлеба выкинула, сумку вымыла горячей водой с мылом и повесила сушить, печенку положила в холодильник... А, печенку мы ели на ужин, вот теперь вспомнила.
— Дело в том, сударыня, что кровавое пятно у вашей двери идентично крови, которая содержится в говяжьей печени.
Несколько мгновений я просидела с открытым ртом. Потом все-таки обрела дар речи.
— То есть вы хотите сказать, что я пришла домой, поставила сумку на пол и пока открывала дверь, из сумки натекла лужа? Кровавая?
— Ну, допустим.
— Не годится! — я уже села на любимого конька. — Во-первых, муж вернулся позже меня, и если бы пол был испачкан, мне бы как минимум «поставили на вид». У нас с этим строго. А во-вторых, даже если он каким-то чудом эту лужу проглядел, то получается, что этот загадочный тип улегся около нашей двери мордой в эту самую лужу?
— Действительно, странно получается, — согласился полковник. — А вы уверены, сударыня, что этот тип вам не померещился? Придумывали очередной сюжет, увлеклись...
— Иногда я и правда увлекаюсь, — отпарировала я с холодным достоинством, — но кошка моих увлечений обычно не разделяет. А тут она от волнения прямо на стенку лезла. Наконец, мой муж тоже видел этого типа...
— Потому-то мы и беседуем, — вздохнул полковник. — Может быть, кто-то решил вас разыграть? Или напугать?
— Маловероятно. Среди наших знакомых розыгрыши не в ходу. А чтобы меня напугать, достаточно подойти сзади и хлопнуть в ладоши. Обморок гарантирован, и никому не надо валяться на грязном полу.
— Резонно. Как бы то ни было, вчера арестовали парочку, которая за прошлый год обчистила несколько квартир. Так что не было бы счастья... Не смею задерживать вас, сударыня. Привет супругу.
— Слушай, — спросила я вечером свою лучшую половину, — а может, это тебя кто-то хотел разыграть? Ты в этом доме сто лет живешь, сам рассказывал, как у вас тут забавлялись.
Я имела в виду хрестоматийный случай из «золотого века» этого дома. Тогда этажом ниже мое-то супруга жил не кто иной, как Олег Попов, а этажом выше — Игорь Кио. Оба еще молодые, но уже известные. И вот однажды вечером они одновременно вернулись домой, причем в одинаково веселом состоянии. Вахтерша — а тогда еще в каждом подъезде в окружении фикусов сидели бдительные тетеньки — сделала им замечание за слишком шумное поведение. И тогда Кио проделал одну из своих «коронок» — дохнул на тетку огнем. Пока та приходила в себя, оба проказника шмыгнули в лифт и благополучно разошлись по квартирам. Но через сорок минут за ними обо¬ими явилась милиция: по роковому совпадению в подъезде загорелся мусоропровод, и вахтерша, ничтоже сумняшеся, указала на поджигателей. Весело было!
Любимый только махнул рукой:
— Ты все-таки ненормальная. Здесь остались одни пенсионеры да алкоголики. И вообще был один шанс из ста тысяч, что я выгляну из квартиры. Это вы с Мисюсь любопытные, как...
— Кошки, — услужливо подсказала я. — Что же делать, такие уродились. Она, кстати, и сей¬час под дверью крутится, что-то вынюхивает. Может, опять труп пришел?
— Слушай, оставь меня в покое! — разозлился супруг. — Мало тебе вчерашнего — иди, посмотри. Только потом не жалуйся, что по ночам кошмары снятся.
Между прочим, кошмары чаще снятся ему. Ну да разве мужчину переспоришь?
Я пошла на кухню попить чаю. В коридоре Мисюсь буквально распласталась на входной двери и прямо-таки стонала от возбуждения.
— Имей в виду, — строго указала я кошке, — папа обещал нас с тобой поставить в угол, если мы не угомонимся. Что ты там опять учуяла, несносное создание?
Мисюсь на секунду замолчала, а потом опять начала издавать нечленораздельные звуки и царапать дверь.
— Последний раз иду у тебя на поводу, — вздохнула я. — Если опять труп, показания в милиции будешь давать ты. Непосредственно своей подруге Матильде.
Я открыла дверь, и... Мисюсь молнией метнулась на площадку, и через несколько секунд я обнаружила, что она с упоением лупит по морде огромного черного кота, который даже не сопротивляется, а только пятится от нее к лестнице и орет благим матом. Моя дорогая питомица тоже разоралась, как в марте, хотя на дворе стоял январь. Клочья черной шерсти летели во все стороны, я уже не могла понять — чьей (Мисюсь, кстати, тоже абсолютно черная, без единого светлого пятнышка). Наконец, кот выдрался из ее когтей и сиганул на лестницу, откуда тут же раздался новый вопль — на сей раз явно человеческий.
Я бросилась за ним. На лестничной площадке корчилась фигура мужчины с... котом вместо головы. Пока я пыталась сообразить, что сие означает, фигуре удалось отодрать от себя кота и швырнуть его вниз. Я мельком увидела окровавленную, с безумными глазами физиономию молодого мужчины. Кот прилично располосовал ему лицо, чудо еще, что глаз не задел.
