оглядела все вокруг, ненадолго задержав взгляд на льняных шторах, стеллаже, полном книг, потертой столешнице стола с пятном чернил.
— Своя комната — это хорошо, — сказала она.
— У тебя разве не так?
— Да так, только у тебя отдельный вход. Лишний никто не зайдет.
— Лишними здесь бывают только летучие мыши, — попытался отшутиться он.
Он хотел увидеть хоть мимолетный страх в ее глазах, но они оставались серьезными, хотя ее губы сложились в улыбку.
— Значит, никто, кроме мышей, нам не помешает?
— Мы в доме одни, — серьезно ответил он и с удовольствием отметил, как она немного расслабилась. — Родителей не будет до завтрашнего утра. Они к родственникам уехали.
— Вот и замечательно. — Плюхнувшись на низенький диванчик, она вытянула ноги в туфлях-лодочках, и подол ее короткой плиссированной юбки скользнул вверх, оголяя бедра.
Вдруг вспыхнув, Стив отвернулся к окну.
Надвигался вечер, в комнате уже было совсем темно, и только неяркая лампа настенного светильника несмело рассекала сумрачное пространство. Стив включил проигрыватель, невидимый певец начал рассказывать им о своем разбитом сердце и о тучах, которые плачут вместе с ним. По крыше мансарды застучали капли. Облокотившись о диванную подушку, Дороти слушала то ли музыку, то ли шум дождя.
— А что ты любишь больше: когда солнце светит или когда идет дождь? — спросила она.
Стив задумался. Ему, конечно, больше нравилась хорошая, ясная погода. Но именно тогда, под стук капель, он ощутил, что неимоверно, до бесконечности счастлив. Он присел рядом с Дороти, осторожно обнял ее за талию и сказал:
— Когда ты рядом со мной, мне не важно, дождь, солнце или ураган. Мне всегда с тобой хорошо. — Повернув голову, он пристально посмотрел на Дороти. В сумерках ее лицо казалось холодной, застывшей маской. Он догадывался, что таким образом Дороти тщательно скрывает свои эмоции, и ему хотелось сорвать с нее эту маску нарочитой холодности и отчуждения, чтобы увидеть ее настоящее лицо. Он приподнял руку и дотронулся до ее щеки. Его палец соприкасался с ее щекой всего лишь мгновение, но Стиву показалось, что прошла вечность. Дороти смотрела на него не мигая, и только губы, дрогнув, слегка приоткрылись, выпуская на волю розовый кончик язычка. Стив завороженно смотрел, как он скользит от правого уголка ее рта по нижней губе к левому и, недолго задержавшись на верхней губе, вновь скрывается в розовой глубине, оставив после себя влажный след.
Отдавшись порыву, пересохшими от волнения губами Стив дотронулся до ее влажных губ, и… как будто открылась дверь в неизведанное дотоле измерение.
Тот первый поцелуй он помнил до сих пор.
— Я тебе правда нравлюсь? — тихо спросила Дороти, когда он наконец-то оторвался от ее губ.
Он не смог ничего сказать и только склонил голову, будто покоряясь чужой воле. Она улыбнулась и, приподняв его подбородок, заставила Стива заглянуть в ее расширившиеся до предела зрачки.
— И ты хочешь чего-то большего? — спросила она.
Стив кивнул.
— И что? Что ты хочешь?
— Я… я… я не знаю, — освободив лицо от ее рук, заикаясь ответил он.
— Ты хочешь увидеть меня? Всю… — понизив голос, спросила она и, не дожидаясь ответа, начала расстегивать пуговички на школьной блузке. Сначала верхнюю, потом ниже, ниже… — Продолжать? Чего ты молчишь? Скажи. Ты хочешь?
Он сумел пропихнуть тугой ком, ватой разбухший у него в горле, и произнести:
— Да, я хочу… Очень хочу.
На самом деле он не знал что говорить, не знал что делать. Больше всего на свете ему хотелось обнять эту самую для него притягательную девушку. Но он как будто догадывался, что стоит дотронуться ему до ее тела, почувствовать упругость груди, вдохнуть запах ее кожи, как навсегда, навечно он будет притянут к ней. Он колебался, как сказочный персонаж перед закрытой дверью, за которой могут быть и несметные сокровища, и пропасть, из которой ему уже не выбраться.
И все же он открыл эту дверь и… упал в пропасть своей любви.
Как только Дороти скинула с себя блузку, он ринулся к ней и крепко прижал ее к себе, его рот вобрал ее губы, его прохладные пальцы нащупали прохладную грудь. Дороти не оттолкнула его и только глубоко вздохнула. Грудь у нее оказалась небольшой и уютно уместилась в его ладони, как будто ей там было самое место.
Все, что произошло дальше, Стив уже помнил смутно — настолько был поражен красотой Дороти. Он целовал и целовал ее губы, шею, грудь, гладил ее кожу, обнимал за тонкую, вибрирующую под его ладонями талию, вдыхал ее запах… запах молодого, разгоряченного его ласками тела. Он не посмел снять с нее трусики, но она сделала это сама. Его руки сами собой скользнули под ее юбку, которую она почему-то не стала снимать. Дороти пристально смотрела на него, и он не мог отвести взгляда от ее затуманенных от неги глаз. Его пальцы коснулись завитков волос и тут же, будто испугавшись, сбежали, очутившись на ее бедрах. Кожа на внутренней стороне ее бедер была нежной, прохладной и гладкой, как шелк. Наконец смежив веки, Дороти откинулась на диванные подушки, еле слышный стон вырвался из ее приоткрытого рта.
Он долго не отпускал Дороти и все гладил, ласкал каждый сантиметр казавшегося ему совершенным ее тела. Дождь за окном уже прекратился, и лучи заходящего солнца, прорвавшись через неплотно задернутые шторы, гуляли по ее коже. Ее изумрудные глаза сияли, ресницы дрожали от одного его дыхания, рот распахивался, как только его губы приближались к ее лицу.
Тогда ему было семнадцать, ей шестнадцать. Жизнь была прекрасна, а Стив — счастлив.
Он был счастлив целых шесть недель, до того вечера, когда она бросила ему под ноги букет фиалок.
Шаги на лестнице заставили его очнуться. Поспешно спрятав фотографию обнаженной Дороти в открытку, Стив захлопнул альбом и только успел спрятать за спину, как на пороге появился Майкл.
— Эй, домосед, ты не спишь? Можно к тебе?
Стив встал ему навстречу.
— Вы уже вернулись? Быстро.
— Дождь начал накрапывать. Все остались в беседке. Спустишься к нам?
— Обязательно спущусь, только чуть позже. — Стив подошел к столу и, повернувшись к Майклу спиной, бесшумно отодвинул ящик и бросил в него альбом.
— Я помешал? — спросил Майкл, останавливаясь за его спиной.
Стив быстро задвинул ящик.
— Нечему мешать. Я ничем не занят, — как можно равнодушнее ответил он, пряча руки в карманы.
— А я думал, ты предаешься воспоминаниям. — Майкл хохотнул. — Как говорится, настоящий рай — потерянный рай.
Избегая его пристального взгляда, Стив отошел к окну. Одним шагом преодолев расстояние между ним и письменным столом, Майкл выдвинул ящик стола, достал альбом, начал перелистывать. Стив хотел было остановить его, но только отвернулся к окну.
— Знакомые все лица, — присвистнул Майкл. — Какой милашкой была Дороти!
Стив продолжать смотреть в окно. Легкий дождик прошел, оставив после себя влажный след.
— Совсем недавно я разговаривал с твоей бывшей подружкой. Ух, до чего хороша! Так и сияет глянцем. От кончиков ноготков до макушки, кажется, все говорит в ней — я дорого стою. До сих пор она крепкий орешек. — Майкл взглянул на Стива. Он не видел его лица, но чувствовал, как он напряжен. Стив не выглядел счастливым. Не был похож и на влюбленного. Майкл догадывался, что призрак прошлого не дает покоя его другу. Он даже знал имя этого призрака. — Я помню, как ты на четвертом курсе из-за Дороти чуть жизнь себе не сломал, — продолжил он после непродолжительной паузы. — Хорошо, что она исчезла из университета, а то бы не видеть тебе степень магистра, как своих ушей.
Майкл перевернул страницу альбома, продумывая, какие найти слова, чтобы помочь Стиву навсегда
