Акт № 2
Сцена № 1
Площадь имени Куйбышевского направления сияла, колыхалась, благоухала, капризничала, шумела, смеялась и где-то даже рыдала.
Илья, отшатнувшись от промчавшихся мимо него трех огромных черных лимузинов с голубыми мигалками на крышах, помахал двугорбому верблюду, вышагивающему вокруг просторной юрты, в которой на длинных вертелах обжаривали бараньи тушки, вымоченные в пиве «Шихан». Алеша крутанул головой вслед за сложной траекторией стрекочущего вертолета и стал считать этажи небоскреба администрации железных дорог.
— Кто это? — Оленушка Збродович дернула Алешу за рукав, показывая на цепочку людей, растянувшихся в составном транспаранте: «Салман Рушди! Пуля тебя никогда не догонит!»
Алеша растерялся, а крупнейший городской поэт Айдар Хусаинов, повыше поднял плакатик частицы «не» и ласково хмыкнул:
— Мы творческая интеллигенция, приезжая девушка. Встречаем творческую интеллигенцию из других городов нашей необъятной федерации, которая должна прибыть на открытие скульптурной композиции в алюминии, но зато с чугунной оградкой: «Платонов, щипающий младенчика Довлатова».
— А при чем здесь Салман Рушди?
Айдар Хусаинов временно свернул плакат, достал из кармана черного драпового пальто два пухлых томика телефонных книжек, связку ключей, платок, пакет, чью-то рукопись и, наконец, большое белое наливное яблоко, которое потер о свой живот и надкусил:
— Да не при чем, приезжая девушка. Просто мы недавно встречали делегацию любителей изящной словесности из города-побратима Тегерана, и я предложил товарищам по перу не писать новый, а немного подкорректировать старый транспарант в целях экономии сил и времени, которого так не хватает на сочинение высокохудожественных драм и комедий. Кстати, приглашаю вас на торжественное заседание в наш Дворец писателей — будет очень интересно! Обещали приехать знаменитые боксеры-тяжеловесы Битов с Вознесенским и провести показательный бой перед скульптурной композицией.
— А можем ли мы претендовать на высокое звание творческой интеллигенции? — заинтересовался разговором Алеша.
— Творческой интеллигенции, конечно, не может быть так много, но я, так и быть вам помогу, — улыбнулся Айдар Хусаинов, но, увидев вдалеке возмущенный кулак Джирджиса, еще раз ласково улыбнулся: — впрочем, как сказал Пузатый Пацюк кузнецу Вакуле: тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами, — Айдар Хусаинов не попал огрызком яблока в урну, слегка надорвал свой плакат и, сдвинув крупнейшего городского прозаика Роберта Паля, держащего плакат «Пуля», встал поближе к парадному выходу, за тонированными дверьми которого, в штормовых колыханиях теней угадывалось явное прибытие какой-то писательской делегации.
Не успели озадачиться Илья, Алеша и Оленушка Збродович, как к ним подошел чуть не исчезнувший в толпе, но схваченный за шиворот Джирджисом Родион. Родион охнул от удара по загривку и тут же нежно приобнял Илью и Алешу:
— Ребята, надо срочно покинуть место преступления!
— И куда же нам?
— Куда-куда, в метро конечно! Скрывайтесь там, я вас догоню вскорости!
Сцена № 2
Огромная буква М всосала в себя очередную порцию подземных пассажиров, тут же расчленив нервно семенящий поток по коридорчикам, лесенкам и этажам. Илья, Алеша и Оленушка, запутавшись в указателях, прижались друг к другу, чтобы было не так одиноко и страшно.
Джирджис брезгливо протянул Соловейчику чекушку «Шаляпинской», тот в три секунды влил ее содержимое в воспаленное горло, нахлобучил на голову кудрявый рыжий парик, приклеил под нос длинный черный ус и кивнул загримированному под старшеклассника из неблагополучной семьи Родиону. Родион затушил гаванскую сигару о свой скошенный каблук, бросил в рот сразу три подушечки «Орбит», достал из пакета фотоаппарат «Поляроид», сделал страдальческое лицо, оббежал Илью и сфотографировал.
— Мальчик, ты это чего?! — удивился и немного обрадовался возможной и так долго ожидаемой славе Илья.
— Смотрите, как здорово вы получились. Купите, всего пять, то есть десять долларов!
— Нет, мальчик, спасибо.
— Если вы у меня не купите фотографию, то отец меня изобьет до полусмерти — вон он стоит.
Соловейчик, увидев направленный на него указательный палец с синей татуировкой, попытался слепить из своей физиономии свирепый оскал строгого и принципиального родителя.
Илья погладил Родиона по голове:
— Ничего, мальчик, сейчас разберемся, — и двинулся к Соловейчику.
Соловейчик презрительно, но осторожно, чтобы не попасть на ботинок сорок восьмого размера Ильи, сплюнул:
— Чего надо?!
— Вы отец этого мальчика?
Соловейчик хотел еще раз сплюнуть, но почувствовал, что слюна у него во рту кончилась, и шершавый язык безрезультатно трет пустыню пересохшего неба:
— Я! Ну и что?!
— Вы что же бьете его, если он не приносит вам деньги?
Соловейчик пробормотал, что одной чекушки для храбрости явно маловато и повернулся к подмигивающему Родиону:
— Конечно, бью! Если не принесешь денег, — убью! Понял?!
— Понял, — Родион затряс плечами, изображая горькие детские рыданья.
Илья в негодовании шагнул к Соловейчику, Соловейчик на всякий случай зажмурил глаза, Илья тряхнул его за ворот, приподнял и швырнул по эскалатору, поднимающемуся вверх, далеко вниз. Когда эскалатор привез Соловейчика назад, Илья опять его тряхнул и возмущенно спросил:
— Будешь бить?!
Соловейчик не успел собраться с мыслями и членораздельно ответить, поэтому опять пустился вниз отсчитывать ребристые ступеньки. Но зато, когда в следующий раз его привез наверх неутомимый эскалатор, он, не дожидаясь вопроса, выпалил:
— Никогда в жизни! Чтоб мне гореть в Геенне огненной, если коснусь хотя бы волоска на голове моего, извиняюсь, херувимчика. Чтоб мне, как Танталу, стоять по горло в пиве и не иметь возможности глотнуть его, если с уст моих сорвется неласковое слово в адрес сыночка ненаглядного. Чтоб мне, как Агасферу бегать и бегать проклятые 42 километра и 195 метров, если мальчик мой вдруг почувствует недостаточную заботу о себе. Чтоб из моей печени, как у Прометея, беспощадный орел выклевывал цирроз, если кровинушка моя познает нужду. Чтоб, как у Онана вытек в песок весь мой спиной мозг, если…
— Ну хватит, хватит. И откуда ты столько реплик знаешь? — Родион удивленно потрогал голову
