Пошел Принц, напевая песенку: «Ля-ля-ля, ля-ля-ля, пчелки вышли на поля…»
Спустя некоторое время маячившая за березой фигура Вэ отделилась от ствола. Ну, надо и этого героя обрисовать немножко. Один мальчик по имени С., которому я рассказывал историю о Красной Шапочке, предложил, чтобы Вэ был в черном плаще, с желтыми глазами и летал как призрак.
— Привидение? — уточнил я.
— Нет, призрак.
— Разве это не одно и то же?
— Абсолютно нет, — ответил он.
Ну, не знаю… Если существует летучая мышь и летучая лисица, почему бы не быть летучему Вэ? Но это другая сказка…
А в нашей Вэ отделился от ствола и стал вертеть головой. Только что вроде заходившая в лесок Красная Шапочка исчезла.
— А где Принц? — обеспокоенно спросила Зеленая.
— А вон, — сказала Маша и показала вверх.
На верхушке березы чернела какая-то точка.
— А что он там делает? — изумилась Зеленая.
— Известное дело, мед полез собирать. У него, разве ты не знаешь, бзик такой: он думает, что мед собирают на березе.
— Чего? — поразилась Зеленая.
— Слышишь? — спросила Маша.
— Пчелки, пчелки, летите ко мне… — донеслось откуда-то сверху.
— Ворона к нему только прилетит и каркнет, — подсказал Леший.
— Ну, это мы и без тебя знаем, — оборвала шуточки своего подчиненного Зеленая. — Ну-ка, давай его сюда.
Пока Принца возвращали в исходное положение, Вэ совсем умаялся.
— Безобразие, — бормотал он, топчась у березы в длинном плаще (ладно уж, пусть так будет). — То есть Красная Шапочка, то ее нет…
Принца запустили во второй раз. «Ля-ля-ля, ля-ля-ля, пчелки вышли на поля…»
— Смотри мне, — предупредила из кустов Зеленая, — никаких пчелок.
Но и в этот раз Принц пошел не туда.
Только с третьей попытки довели Принца до места, где его ждали.
— А, — раздраженно сказал Вэ, умаявшийся в ожидании партнера по сказочному действию, — Красная Шапочка? Куда идешь?
Принц остановился в оцепенении, как ребенок на сцене.
— Зябыл… — пробормотал Принц.
— Чего, — удивился Вэ, — куда идешь, забыл?
— Дя, — сказал Принц, — забыл.
— Ну, говорила же, — тихонечко пробасила спрятавшаяся с ребятами в кустах Зеленая, — куда вы его выпустили? Эй, Принц, — прошептала она. — Скажи: «К бабушке иду».
— Куда? — переспросил Принц, обращаясь к кустам.
— О, Кощеюшка, — вздохнула Зеленая, — сколько же надо терпения. К бабушке, говорю!
— К бабушке, говорю, — повторил Принц, обращаясь к кустам.
— Ты кому говоришь? — поинтересовался Вэ.
— «Тебе, тебе» скажи, дуралесина.
— Тебе, дуралесина, — повторил Принц.
— Чего-чего? — от обиды у Вэ на загривке встала шерсть дыбом.
— Молчи, дур… — прошептали из кустов и заткнулись.
Принц замолчал.
Вэ презрительно оглядел Красную Шапочку и сплюнул. «Тьфу, черт знает кого присылают в сказку». Но дело было к обеду, очень хотелось кушать. Поэтому он начал сам подсказывать.
— К бабушке, значит, идешь? А что в корзинке несешь, покажи. Пирожки мама напекла? С чем?
— Вот вкусненький, — сказал Принц и протянул ему первый, с кислой капустой.
Вэ выплюнул:
— Гадость какая-то. А это что?
Пирожок с мухомором оказался не лучше.
У Вэ глаза на лоб полезли… А с курочкой пирожка у Принца уже не было — он по дороге его сам съел.
Вэ был вне себя от злости.
— Ладно… — пробормотал он, думая про себя, что эту дурацкую Красную Шапочку съест позже. И пошел, как полагается, по тропинке, полетел к бабушке.
— Фу, — с облегчением вздохнула Зеленая, — вывернулись. Ну, дальше наша работенка, болотная…
Когда Вэ, держась за живот (пришлось от мухомора с кислой капустой несколько раз присаживаться в кустах) подошел к дому бабушки, все уже было подготовлено.
Вэ прочистил горло, откашлялся и постучал в дверь.
— Кто там? — спросили, как надо, из избушки.
— Это я, внучка твоя, Красная Шапочка, — сказал Вэ, — к тебе, бабуся, пришла, пирожки принесла.
— Дерни за веревочку, — предложили из дома.
Вэ дернул. Лучше бы он этого не делал. Тяжелое ведро с водой бахнуло его по башке — трах- тарарах!
У Вэ помутилось в голове, и вместо того, чтобы войти в дом, он вышел. Сел на травку.
Когда Вэ немного очухался, заглянул в комнату (дверь-то открытой оставил). Там тикали часы с кукушкой и стояла кровать, на которой кто-то лежал под одеялом и тихонько хихикал.
Ах, так… Собрав последние остатки сил, Вэ встал на цыпочки, медленно подкрался к кровати и сдернул одеяло, готовый съесть наконец, с костями проглотить эту несчастную старушку.
Но каково было его изумление! Вместо бабушки из-под одеяла на него ласково и строго смотрела известная всему болоту бабо-ёжкинская морда.
— Ну что, серый, — сказала Зеленая, весело потирая ладошки. — Съел?
Вэ с воем выскочил из избушки, взмыл в черном плаще в небо (как призрак), а папа прикрыл одеялом счастливо вздохнувшую и повернувшуюся на бочок Юлю.
И вот по совету финской бабушки Л. я стал изучать биографии сказочников. Разыскивать этот «бамс!», благодаря которому человек становится детским писателем, впадает в детство.
Начал с К. И. Чуковского и попал, как говорится, в десятку.
До тридцати пяти лет Корней Иванович, оказывается, не имел никакого отношения к детской литературе. В 1903 году он приехал из Одессы в Петербург с твердым намерением стать писателем (настоящим, не детским). Его нигде не печатали, но Чуковского это не останавливало. В нем, видимо, работал, крутился без устали такой внутренний моторчик, наподобие вечного двигателя. И в результате Чуковский стал корреспондентом газеты, поехал в Англию, познакомился с Артуром Конан-Дойлем и Гербертом Уэллсом. А вернувшись в Россию, организовал сатирический журнал, познакомился с поэтами и художниками Серебряного века. В советское время его пригласили редактировать детские книги, но… Сам он до тех пор не написал ни одной детской строчки.
Получив от Горького предложение написать что-нибудь в детский сборник, переживал, что не может.
Вот удивительно!
Человек ходит как будто рядом с детской литературой, даже записывает у себя в дневнике забавные обороты речи маленьких детей (так была заложена основа будущей знаменитой книжки «От двух до пяти»), а сам не пишет ничего детского!
