Помоги мне

Она заказывала чашечку кофе с пирожным, садилась, по возможности, за самый дальний столик и пила маленькими глотками, созерцая в полумраке помещения диковинных рыбок в большом аквариуме. Она им завидовала: рыбок не трогали вопросы супружеской измены. Их самцы не ходили с красивыми блондинками по гостиницам.

В этом кафе было уютно и спокойно. И немноголюдно — с некоторых пор она стала избегать людей. Только здесь она могла сбросить с лица маску беззаботности и немного побыть той, которой стала на самом деле. Но даже здесь она никуда не могла деться от своих мыслей, всегда одних и тех же. Почему она осталась одна? Почему ее, молодую (ну, ладно, не очень молодую, но совсем еще не старую), симпатичную, умную женщину, бросил муж? Что она делала не так? Чем та была лучше ее?

Она боялась признаться себе, что причина все-таки могла быть — одна, но очень серьезная. Серьезней уже не бывает. И она, эта причина, возможно, сработала сейчас — подобно мине замедленного действия.

…Это случилось через три года после того, как отец подарил Алле «жигули» и она уже могла считать себя если и не опытным, то вполне освоившимся водителем. Был субботний день, Алла возвращалась из поездки по магазинам, и на заднем сиденье «девятки» приятно шуршали несколько пакетов с новыми нарядами: Николай получил приличную премию по итогам работы возглавляемого им отдела маркетинга своей фирмы. Алла уже предвкушала, как она продемонстрирует мужу свои обновки, пока живот еще не выдавал ее интересного положения, и как в понедельник появится на работе в том потрясающем итальянском платье…

В двух кварталах от ее дома какая-то пожилая женщина метнулась через дорогу к остановке на противоположной стороне улицы, желая успеть на подходивший автобус. Алла вывернула руль, но избежать наезда не удалось. Скрежет тормозов, удар, крик…

Женщину не спасли.

Потом был нервный срыв, суд, полностью оправдавший Аллу, выкидыш. И — приговор врачей: детей больше не будет. Николай сидел у ее постели, гладил ее костлявую руку — она потеряла двенадцать килограммов — и повторял: «Ты мне нужна любая — с детьми или без».

Постепенно ей перестали являться в ежедневных кошмарах та старушка с разбитым в кровь лицом и огромная красная клякса на лобовом стекле, Алла вышла из депрессии, вновь приступила к работе. Но с тех пор ей временами стало казаться, что в глазах ее мужа появилось какое-то новое выражение — обреченности, что ли?

В тот день произошла вторая неслучайность.

На пороге кафе вдруг возникла нескладная фигура того самого непризнанного поэта со стихами про бегемота и оборвавшиеся сны, и Алла, оторвавшись от рыбок, стала наблюдать за ним. Он подошел к стойке, заказал сок и, взяв стакан, оглядел зал.

Потом направился к ее столику.

— Я… видел вас в издательстве, — произнес он.

Оригинальное начало, что и говорить! И что? Мало ли кто видел ее в издательстве!

— Можно? — он кивком головы указал на стул.

Она пожала плечами, и он сел напротив.

Минуту он молчал, покручивая высокий стакан на гладкой поверхности, потом объявил:

— Меня зовут Николай.

Алла чуть приподняла правое плечо, что должно было, видимо, продемонстрировать ее абсолютное безразличие к данному факту, но почему-то проговорила:

— Я знаю. Я читала ваши стихи, — и вдруг ни с того ни с сего добавила: — Моего бывшего мужа тоже звали… зовут Николаем.

Впоследствии она и сама не смогла объяснить себе свое поведение в тот вечер. Зачем она это сказала? Какая ей разница, как зовут его, а ему — как зовут ее бывшего мужа? Но — что сделано, то сделано.

— Тогда извините.

— За что?

— За то, что меня зовут, как вашего бывшего мужа, — чуть насмешливо произнес он. — Вам неприятно слышать это имя.

— Неприятно, — честно призналась Алла.

— А меня когда-то звали Ником. Так что и вы можете меня так звать.

Как будто вопрос их дальнейших отношений был решен. «Нахал», — должна была подумать Алла. Но не подумала.

— Почему Ником?

— Знаете, лет двадцать назад отец моего однокурсника привез из заграничной командировки пластинку одного популярного в то время английского певца, Ника Кершо. На обложке была большая фотография этого музыканта. Ну и многие находили, что я очень на него похож. Так я стал Ником. А потом опять Николаем. С возрастом. Ник больше подходит для подростка.

— Меня зовут Алла.

— Очень приятно, — дежурным тоном произнес он. — Только я это тоже знаю.

— Откуда?!

— Спросил у ваших коллег.

Вот это да!

— И когда же?

— Когда заходил к редактору за своей папкой. Давно.

— Любопытно, чем это я вас так заинтересовала?

— У вас были печальные глаза.

Алла чуть не поперхнулась пирожным. Как это он успел разглядеть ее печальные глаза — за ту секунду, что они столкнулись в коридоре? И вообще она была уверена, что ей удалось остаться на работе той же веселой, милой и отзывчивой Аллочкой, которую все знали прежде, — недаром она по утрам репетировала дома перед зеркалом беззаботное выражение лица, гримасничая, как обезьяна! А о той блондинке она не говорила никому, даже Валентине, с которой, бывало, делилась самым- самым.

Она решила перевести разговор на другую тему. В самом деле, не обсуждать же ее печальные глаза!

— Кстати, о стихах. У вас взяли что-нибудь для сборника?

— Так… пару штук, — довольно равнодушно отозвался он. — Сборник, как выразился ваш замредактора, не резиновый. Поэтов много — бумаги мало.

— А знаете, я прочитала кое-что из вашей папки.

— Ну и?.. — поинтересовался он, немного отпив из стакана.

— «Одинокая ночь, одинокий рассвет, оборвавшийся сон…», — процитировала она.

Он долго и внимательно смотрел на нее, как будто решал, стоит ли говорить ей то, что он собирался сказать.

— Это я написал, когда понял, что у нас с женой все кончено. Она лежала рядом, в той же постели, на расстоянии вытянутой руки — но я лежал один. Ну, вы понимаете…

С чего это он решил, что она должна понимать?

Но она и правда понимала. Потому что так чувствовала себя в последние месяцы в постели с Николаем. Он старательно выполнял свои супружеские обязанности, а она все не хотела верить, что это — только обязанности. Потом она едва сдерживала вздох облегчения, как, наверное, и он. И оба засыпали. И он уже не спрашивал, хорошо ли ей было.

После кафе новый знакомый Аллы не вызвался провожать ее, а просто пошел рядом. Как будто это само собой подразумевалось. Но как, черт побери, он угадывал ее мысли?! Ведь ей самой хотелось именно этого — чтобы он шел рядом.

Они остановились у подъезда ее дома. Сейчас она попрощается с ним, войдет в квартиру, включит телевизор и будет смотреть все подряд передачи по всем каналам часов до двенадцати, пока усталость не