надежде, что это они. Наконец мне стало совсем нестерпимо, и я поплелся в низину поглядеть: может, они каким-то чудом убрали оттуда все. Но нет. В еще большем испуге вернулся я домой — их все еще не было, а люди все прибывали. Они были возбуждены. Повсюду валялись листовки с призывами и объявлениями:
МИНИФИ — В ШЕРИФЫ!!!
МИТИНГ НА ФЕРМЕ НУНАНОВ В ПОНЕДЕЛЬНИК В ЧАС ДНЯ. |
ГРАЖДАНЕ, ХОТИТЕ ПОЛУЧИТЬ ОТВЕТ?
Дж. Л. МИНИФИ КОЕ-ЧТО ВАМ РАССКАЖЕТ!
ВЫ БУДЕТЕ ПОРАЖЕНЫ И ПОЛУЧИТЕ УДОВОЛЬСТВИЕ!!!
Все только об этом и говорили и строили разные предположения. Я так волновался, что не мог стоять на месте. Невдалеке! стали сколачивать трибуну, обращенную к амбару и загону. Дядя Финли успел стащить у них доску. Они отдали ему несколько штук, чтоб отвязаться и занять его на время. Было, верно, начало двенадцатого. Машины шли косяком.
Тут я увидал Мёрфа. Он поставил машину под дубом. Я туг же к нему подскочил.
— Эй, не видали вы папашу и дядю Сагамора? — спросил я.
— Со вчерашнего вечера не видал, — ответил он. — А что, их еще нет?
— Нет, и я беспокоюсь…
— Да я и сам немного тревожусь, — ответил он. — Не успел проснуться, как весь округ по колено в этом… — Он показал на листовки, а потом оглядел трибуну. — Что это Кудрявый затевает?
— Вот поэтому мне и надо найти их до начала собрания, — сказал я. — Иначе будет поздно. Вы не знаете, куда они отправились?
— Нет. Ты же знаешь Сагамора — или он скажет сам, или спрашивай. Он только дал мне денег на ставку и исчез.
— Ставку? — удивился я.
— Ну да. Восемьсот долларов. Я их поставил от него и четыреста — от себя.
— Погодите! Вы что, поставили всё на Кудрявого?
— Нет, на шерифа.
— На шерифа? Слушайте…
— Ш-ш. Не так громко. Именно так. Поставил десять к одному. Это все из той же серии. Никак не могу понять всей этой чепухи с кормом, скипидаром и речами в поддержку шерифа.
Чушь какая-то! Однако все должно быть хорошо. Он только сказал: поставить все деньги на шерифа. Я так и сделал. Он никогда еще не ошибался, всегда выигрывал.
— Послушайте!.. — Наконец я выложил ему все.
— О Господи! — простонал он и прямо упал на сиденье.
— Кудрявый собирается их выставить при всем честном народе и обхитрить. Этот сладкоречивый…
Он вздохнул и потряс головой:
— Понятно. Рано или поздно он должен был на кого-то нарваться.
Глава 13
— Мёрф, — сказал я, — их надо предупредить!
— Наверное, слишком поздно, но можно хотя бы попробовать. Съезжу-ка в город, посмотрю.
Он уехал. Я продолжал наблюдать. Примерно через час с трибуной закончили. Спереди был маленькая подставка, позади — пара скамей, и все было затянуто цветной тканью. Наверху — надпись большими буквами: «Минифи — в шерифы!» и микрофон на металлическом стержне. Трое регулировщиков в белом указывали прибывающим водителям, где парковаться. Но никаких признаков дяди Сагамора и папаши не было.
А тут еще появился, скрипя, старый фургон. Он мешал другим машинам и вызывал брань владельцев автомобилей. Это был мистер Джимерсон, и фургон его, ей-богу, был полон помидоров. На боку была надпись: «6 штук за 10 центов». Он остановился близ загона. Я подбежал к нему узнать, не видал ли он дядю Сагамора. И тут подкатила полицейская машина.
Из нее вылезли шериф, Бугер и Отис — все с красными от усталости глазами, изнеможенные, как будто давно не спали. Шериф взял листок, оглядел толпу и трибуну и выругался:
— Какого дьявола он все это задумал?
— Я же вам говорю, — влез Бугер, — он сговорился с Минифи!
— Теперь это уже не имеет значения, — отвечал шериф с горечью. — Он уже отнял у меня какие-бы то ни было шансы. — Он взглянул на Джимерсона: — Ты что, собираешься продавать тут помидоры, Марвин?
— Я их ему продал, — ответил тот, — он у меня купил целый фургон.
— Сагамор Нунан? Купил помидоры?
— Выходит, что так, шериф. И заплатил мне сразу наличными. Прюди вначале заподозрила неладное, но когда я отвез деньги в город и показал бухгалтеру Кловису…
— Ладно, ладно! — отмахнулся от него шериф и пошел взглянуть на разобранный скипидарный аппарат.
Мистер Джимерсон сказал, что не видал папашу с дядей Сагамором со вчерашнего вечера. Я забрался на трибуну, чтобы рассмотреть все получше. Кругом было море машин, и они все подъезжали. Казалось, через четверть часа тут соберется весь округ. Люди в белой форме указывали места стоянки — у поля, рядом с дядифинлиным ковчегом и правее свинарника. Открытым оставалось пространство перед трибуной и ниже, к амбару и загону, и то там начали скапливаться люди. В толпе было много женщин. Все были возбуждены и говорливы и поглядывали на часы. Я действительно был напуган — еще немного, и начнется!
Затем я увидал Харма. Он стоял поодаль и словно кого-то высматривал. «Что-то он нервничает», — подумалось мне, когда я пробирался к нему поближе. Вероятно, он высматривал дядю Сагамора. Тут поднялся гул — прибыл Кудрявый.
Он поставил свою машину прямо перед трибуной — наверное, чтобы подсоединиться к громкоговорителям. Он был в белом модном костюме и ковбойской шляпе. Вылез из машины и принялся пожимать руки собравшимся. Мне прямо-таки стало тошно от мысли, как он одурачил папашу с дядей Сагамором и как он их опорочит. Тут сквозь толчею стал продираться Харм, пытаясь привлечь его внимание. Когда Кудрявый его увидел, тот только мотнул головой, ни слова не говоря. Кудрявый бросился пожимать всем руки и пошел за ним. Я спрыгнул с трибуны и проскользнул следом.
Я настиг их среди машин, затаившись под одной из них. Виднелись только их ноги, зато слышно было все.
— Надо было тебя отловить, — говорил Харм, — прежде чем ты заберешься туда, наверх…
— Что случилось?
— Оно исчезло! Они всё утащили!
— Что?! Послушай, что это еще за шутки?
— Ш-ш, не так громко! Это не шутки, черт подери! Говорю тебе, спустился я туда полчаса назад, просто проверить лишний раз — и ничего нет! Наверное, их что-то насторожило. Может, мы наследили…
— О Господь милосердный, что же это такое! Здесь пять тысяч народу ждут…
Он выругался, а я усмехнулся про себя: дядя Сагамор с папашей сработали вовремя. Тут я задумался: как же они смогли? Их же не было дома! А я был там всего три часа назад, и все было на месте. Я совсем запутался.
— И что же мне делать? — вопросил Кудрявый. — Через десять минут надо подняться на трибуну, встать перед всеми ними, а сказать-то нечего!
