Через несколько минут мы в отделении Пренса Латина услышали первое сообщение военной хунты, за которым последовал целый ряд аналогичных заявлений, содержание и стиль которых уже с первой минуты выдавали фашистский характер переворота. Текст его начинался с разного рода обещаний рабочему классу и народу, а затем говорилось, что высшие военные руководители решились на государственный переворот «ввиду тяжелого морального, экономического и социального кризиса, переживаемого страной».
Затем послышались беспорядочные выстрелы и крики: «Да здравствует Альенде!», «Да здравствует Чили!» Телексная связь с дворцом неожиданно прервалась в 9.45. На улицах стояли американские танки «шерман». К появившемуся вначале одному истребителю-бомбардировщику присоединились два других. Мы были вынуждены поставить на пол пишущие машинки, магнитофоны и телефон и работать сидя на корточках, а то и лежа, потому что выстрелы слышались со всех сторон.
В первые минуты вторника Хоан Гарсес в резиденции на Томаса Мора продолжает принимать телефонные сигналы, которые подтверждают факт передвижения войск в Сан-Фелипе, в 80 километрах от Сантьяго. Министр обороны позвонил начальнику гарнизона Сантьяго генералу Эрману Бради, тому самому, что некоторое время спустя прославился облавами и кострами из книг. Генерал ответил министру, что он не в курсе дела, но постарается выяснить обстановку и тогда сообщит точные данные.
Прошло полчаса. Бради сообщил, что в гарнизоне царит спокойствие, волноваться не стоит, всю ответственность он берет на себя.
Тем не менее в резиденцию продолжали поступать предупреждения. Вот что рассказывает Хоан Гарсес:
В час ночи Альенде звонит по телефону исполняющему обязанности шефа карабинеров генералу Уррутии и приказывает ему принять «особые меры предосторожности». Примерно через 20 минут в резиденции на Томаса Мора появляется присланный Уррутией офицер, который спрашивает президента, не хочет ли тот отдать какой-либо специальный приказ. Альенде беседует с офицером наедине в течение нескольких минут. После 1.30 президент отпускает всех и просит нас в 8.30 снова приступить к работе, чтобы подготовить вместе с ним некоторые пункты его обращения к народу. Оливарес и я, стремясь выиграть время для сна, остались ночевать в резиденции. Аугусто уже в течение месяца оставался здесь по ночам, чтобы быть рядом с Альенде.
Хоан Гарсес рассказал мне, что в дни, предшествовавшие перевороту, Аугусто Оливарес был очень озабочен сложившейся обстановкой. Особенно его волновало, какой отклик в этих сложных условиях получит обращение президента. В ночь на понедельник, в то время как они ожидали на Томаса Мора прибытия Альенде, чтобы начать рабочее совещание, между Оливаресом и Гарсесом произошел серьезный разговор:
Я сказал Аугусто, что полностью разделяю его тревогу. В обычном своем шутливом тоне он заметил: «Я уже написал завещание». Я отвечал в том же духе: мол, не сделал этого, поскольку мне нечего завещать. Аугусто объяснил: «Нет, мое завещание носит чисто лирический характер». В последние дни он постоянно твердил о приближающемся перевороте. Когда на Томаса Мора стали раздаваться телефонные звонки, сообщавшие о предполагаемом передвижении войск от Сан-Фелипе к Сантьяго, именно он принимал эти сообщения, постоянно говорил о них. В конце концов при каждом новом звонке кто-нибудь обязательно шутил: «Снова идут твои грузовики, Аугусто».
Гарсес рассказал мне все это для того, чтобы добавить еще несколько штрихов к портрету Оливареса — Верный Пес (эль Перро), как все мы его звали, погиб, защищая Ла Монеда. Ему не было еще 42 лет. Один из самых известных и уважаемых левых чилийских журналистов, пламенный защитник кубинской революции, непримиримый борец против реакции, своим метким пером он разоблачал грязные махинации бывшего президента — христианского демократа Эдуардо Фрея.
Верный Пес погиб с оружием а руках, сражаясь против фашизма вместе с Альенде, с которым, начиная с 1952 года, был рядом всегда и везде. Когда Альенде одержал в 1970 году победу, Оливарес стал его ближайшим сотрудником. Он выполнял различные задания президента, участвовал в подготовке его выступлений. Одновременно он возглавлял седьмой государственный канал телевидения и вел колонку в газете «Кларин», в которой сотрудничал в течение многих лет после того, как покинул вечернюю «Ультима ора». Последнее время в статьях в «Кларин» Оливарес последовательно разоблачал вмешательство ЦРУ во внутренние дела Чили.
Трудно представить себе этого добродушного толстяка с пышными усами и мягким взглядом близоруких глаз с оружием в руках сражающимся против врага. Все, кто знал Оливареса, помнят его как интересного собеседника и остроумного рассказчика, он постоянно был весел, и его веселость как бы по контрасту гармонировала с серьезностью Альенде. Но этот же Оливарес не расставался со своим пистолетом с тех самых пор, как президент Альенде вступил во дворец Ла Монеда. Известно также, что Верный Пес не раз грудью заслонял президента, помогая охране.
Оливарес всегда оказывался в Ла Монеда в трудную минуту. В неизменном свитере и светло-зеленых брюках, которые он сохранил после одной из поездок на Кубу, в ботинках, какие носят кубинские милисианос, он говорил с иронией: «Я одет как на войну».
Хорошая память и четкость, которыми отличается Гарсес, сослужили добрую службу при подготовке этой книги, когда я восстанавливал последовательность событий. Гарсес много раз беседовал со мной, уточнял время, сообщал подробности обо всем, что произошло с момента, когда он вышел из резиденции на Томаса Мора, до того, как в последний раз обнял Альенде.
Оливарес разбудил меня по тревоге около 7.00. В 7.10 я вошел в кабинет Альенде и увидел, что он пытается соединиться по телефону с квартирами командующих и других офицеров. Но никто не отвечал. Он сказал мне: «На флоте мятеж». Я спросил, насколько широко распространилось путчистское движение. Президент ответил, что мятеж объявили суда «Симпсон» и «Адмирал Латорре», морская пехота движется в направлении Сантьяго, а карабинеры сохраняют верность правительству. Он сказал мне также, что говорил с генералом Бради и приказал ему принять необходимые меры.
В 7.20 мы выехали из резиденции на улице Томаса Мора и прибыли в Ла Монеда в 7.30. Вслед за нами двигались две танкетки карабинеров. Другие танкетки и одна боевая машина уже заняли оборонительные позиции вокруг дворца. В 7.35 в кабинет президента вошел командующий корпусом карабинеров генерал Хосе Мария Сепульведа. Альенде продолжал безуспешно звонить главнокомандующим. Он сказал мне: «Никто не отвечает. Мне кажется, что на этот раз они все сговорились». В 7.55 Альенде первый раз выступает по радио. Обращаясь к народу, он говорит об опасности создавшегося положения. Он связывается с Луисом Фигерой и Роландо Кальдероном, руководителями Единого центра трудящихся, характеризует сложившуюся обстановку и просит мобилизовать рабочий класс. В 8.20 он второй раз выступает по радио. Президент еще не кончил говорить, когда позвонил его адъютант команданте Роберто Санчес и передал ему послание генерала ВВС фон Шовена. Альенде ответил: «Скажите генералу фон Шовену, что президент Чили не покинет страну. Пусть он выполняет свой долг солдата, я же выполню мой долг — долг президента».
В 8.30 по радио мы услышали первое воззвание, в котором руководители мятежа публично обращались к Альенде, предлагая ему отказаться от поста президента. В 8.45 Альенде в третий раз обращается к народу.
Я говорю Гарсесу, что кое-что в его рассказе ново для меня. Так, например, мы, иностранные корреспонденты, знали лишь о трех выступлениях президента по радио, и время этих выступлений не
