удалось. Только критического момента я не ощутил. Когда в буквальном смысле физическая боль стала невыносимой, на смену ей как-то вдруг, сразу пришло спасительное, блаженное забытье.
26
- Ой, слава Богу… - голос Светланы с трудом пробивался к моему сознанию, словно между нами находилась некая преграда, которую ему приходилось преодолевать. И в то же время я явственно ощущал прикосновения девушки. Ее ладони лежали на моих волосах, она то ли гладила их, то ли тормошила, пытаясь таким образом привести меня в чувство.
- Что случилось?
С каждым мгновением, с тех пор, как я начал различать слова девушки, связь с реальностью становилась прочнее. Преграда, отделяющая меня от внешних раздражителей, утоньшалась, пока не исчезла совсем. Теперь кроме голоса девушки до моего слуха стали доходить и иные звуки: я слышал порывистые вздохи ветра, шум низвергающейся потоком воды. Иногда его заглушали далекие раскаты грома.
- Тебе, наверное, что-то приснилось…
Было темно. Я не видел лица девушки, однако, дрожь в голосе и несвойственная ей эмоциональность красноречиво свидетельствовали, что Светлана взволнована и даже напугана.
- Где мы?
Вместе с сознанием пробудились и физические ощущения: неприятная сырость окутала меня, тело заколотилось в ознобе, не в силах уберечься от всепроникающего холода. И хотя вода не проникала в убежище, заносимая ветром влажная пыль усугубляла ощущение полного дискомфорта.
- Когда я проснулась и увидела, что тебя рядом нет, я так испугалась…- Светлана будто бы не услышала моего вопроса. - Я, вообще-то, не пугливая, но здесь одной очень страшно…
Странно, разве я куда-то уходил?
- Ты был весь взъерошенный, мокрый, злой. На тебя страшно было смотреть. Ты мне не хотел ничего рассказывать: где был, что делал? – продолжала причитать девушка. И я ничего не мог ей сказать, потому что воспоминания мои напрочь обрывались в том месте, когда мы вместе с ней вошли в странный дом, так не вяжущийся с окружающей нас реальностью.
Да и был ли тот дом?
И можно ли назвать реальностью то, что сейчас происходит?
В голове моей стоял сплошной туман. Я слышал шум непогоды на улице, до меня доносились слова девушки, казалось, я даже понимал смысл сказанного ею. Вот только смысл этот и не вкладывался, для него не находилось полочки в той субстанции, которую мы называем мозгом, а потому сознание напрочь отвергало его, руководствуясь абсурдной формулой, мол быть этого не может, потому что такого не может быть.
- Миленький, у тебя же температура, ты весь горишь…
Наверное, она была права. Рука ее легла на мой лоб и показалась ледяной. Тело мое по-прежнему колотилось в ознобе.
Только, наверное, болен был не один я. Ведь то, о чем мне втолковывала Светлана, могло пригрезиться лишь в горячечном бреду. Вот только доказывать что-то у меня не было никаких сил. Даже языком ворочать было лень. Да и стал он каким-то непослушным, словно чужим.
- Славик, нам нужно возвратиться. Игорь наверняка уже понял, что был не прав. Иначе мы пропадем…
При упоминании об Игоре, что-то неприятное шевельнулось в душе, какая-то неясная ассоциация, мелькнула и исчезла.
- Да, конечно… - едва выдавил из себя.
Веки мои отяжелели настолько, что я больше не мог держать глаза открытыми. Я позволил им сомкнуться, и в тот миг, когда это случилось, я сразу же провалился в глубокое забытье.
27
Красный луч, необычно яркий, режущий глаза даже сквозь закрытые веки, вынудил меня мотнуть головой, словно сгоняя невидимое насекомое, и от этого движения я окончательно проснулся. Луч оказался настоящим, только вовсе не красным. Взошедшее солнце заглянуло в наше убежище, в противовес ночной непогоде обещая очередной изнурительно жаркий день.
Только теперь я мог рассмотреть, что мы находимся в небольшом каменном гроте, точнее даже - просто в углублении скалы, которое визуально казалось больше из-за свалившихся сверху и беспорядочной груды нагроможденных один на другой камней. Относительно защищенным от ветра и влаги оказался лишь самый дальний закуток, в котором мы сейчас и ютились.
Светлана еще спала. В полусидящем положении она прислонилась головой об грубый каменный выступ. Капюшон от спортивного костюма сбился набок, обнажая прядь спутанных волос и мочку уха, с прилипшем на нем кусочком грязи. Положение, в котором она наслаждалась отдыхом, как, на мой взгляд, было очень неудобным и даже неестественным. Да и сама девушка выглядела не лучшим образом. Она мне показалась не то чтобы некрасивой, но какой-то неопрятной. Хотя, я сам, наверняка выглядел не лучше. Одежда моя давно утратила первоначальный облик, была вымятой, вся в каких то грязных расплывчатых пятнах. Вероятно, она еще хранила на себе следы крови Валентины, и содержимого желудка Игоря. От одной этой мысли меня стошнило, и я поспешил на карачках к выходу, дабы не оконфузиться еще больше.
Чувствовал я себя отвратительно. Тело болело, словно после сильных побоев, голова кружилась. Температура, наверное, тоже не снизилась, потому что я продолжал дрожать от холода. Он вроде бы поселился внутри меня, и его не могло растопить даже жаркое июльское солнце.
Мои движения разбудили Светлану. Я слышал, как она поднимается, потягивается, а затем и сама девушка предстала моему взору. Выглядела она изможденной и уставшей. От прежнего задорного огонька не осталось и следа. Глаза ее потускнели и стали безликими, как и сама девушка.
Разговаривать не хотелось, да, в сущности, и не было о чем. А потому мы молча собрали вещи и отправились обратно, в ту сторону, где по предположению должны были находиться наши друзья.
28
- Светлана, а что это был за дом?
Я задал вопрос просто так, потому что сам больше не верил в вероятность увиденного прошлой ночи. Обыкновенный кошмар, к тому же усиленный высокой температурой.
Реакция девушки была соответствующей.
- Какой дом? – спросила она, повернув ко мне вытянувшееся от изумления лицо.
- Да нет, никакой. Приснилось, наверное…
Мы сидели в тени невысокого дерева с развесистой кроной, которая словно шатер нависала над нашими головами. И такое казалось нам истинным счастьем, так как в этой местности деревьев встречалось очень мало, а солнце, несмотря на ночную грозу, жарило немилосердно.
Мы уже были где-то совсем близко от стоянки, но двигаться дальше не оставалось сил.
