палладиевые. Платина. Тяжелое, одним словом, место во всех смыслах. Не курорт совсем. Двукратное тяготение, в атмосфере метана больше, чем кислорода, из флоры и фауны — только местные вирусы, которые очень людям обрадовались. Присылайте открытки с видами.
Поселение там уже лет сто тридцать — сто сорок. Сначала в этот мир хотели высылать по этапу преступников, устроить вроде ссыльнокаторжного поселка, но потом этот проект зарезала Служба Контроля над Чистотой Вида. Особенно насчет преступников мужского пола. Ну, ну, что смешного-то? Есть такие и на Мортисе, представьте себе. Везде есть. Но Служба Контроля рассудила, что бедняги еще могут исправиться и потом иметь здоровое потомство. Генетики выли и зубами щелкали, но Этическая Комиссия отстояла. И в итоге набрали туда только баб-добровольцев с генетическими изъянами, с пожизненным запретом вступать в брак. Не все ли вам, мол, равно, где работать с таким-то личным шифром.
Приличное место и отличная зарплата. И почетная служба, как трубили во все трубы.
Ну а потом с добровольцами поступили так, как на Мортисе всегда поступают — мягко стелют, а жестко спать. Сообщили подписавшим контракт, когда те прибыли на место, что обратно им дороги нет. Мол, в ДНК происходят необратимые изменения, да такие, что не только храни Матерь с ними детей иметь, а даже близко подходить к субъектам противоположного пола категорически не рекомендуется.
В общем, папаша-Мортис смахнул скупую слезу и помахал своим негодящим дочуркам ручкой на прощанье.
Специалистов подбирали очень тщательно, так чтобы ни в ком на Аллариа недостатка не было. Не только горняков — педагогов, врачей, психологов, весь обслуживающий персонал для космопорта — чтобы все были под рукой на всякий случай, родные, чтобы с Мортиса никого не требовать. Для полной автономности базы. Причем грузовики тоже родные, и пилоты свои, с Аллариа — долетаем до базы, где обогатительный комбинат, сваливаем и улетаем обратно, а на Мортис ни ногой. Ни-ни. Грузовик-то грязный и сама ты не чище.
В самом начале этой эпопеи среди поселенцев еще были мужчины. Сохранились хроникальные съемки. Правда, мужчин было немного совсем, так, одно название — для поднятия боевого духа. И потом — с генетическими изъянами, причем не моральными, а физическими, короче говоря, с ног до головы хворенькие, для этого мира совсем непригодные. И, если откровенно, они на Аллариа не жили, уж тем более не работали, а только мучились, бедные, правда, недолго. Y-хромосома вообще штука неустойчивая.
Детей естественным путем родилось очень и очень немного, все слабенькие, болезненные, особенно мальчики — и радиация, и тяготение, и наследственность. И смертность оказалась чуть не на восемьдесят процентов выше, чем Служба Контроля запланировала. Ну, поселенки поплакали и послали на Мортис запрос. А с Мортиса, как и положено, немедленно прислали фигу с маслом. Ответили примерно так: мужчин больше набирать нет смысла, если они там не живут, только материал переводить, поэтому справляйтесь, родные, своими силами. А своими силами — это хоть и без особой радости, зато дешево и сердито.
Что, правда не знаете? Так ведь партеногенез. Отбирается самый толковый генетический материал — в нашем случае, лучший из худшего — и у него искусственно стимулируется развитие яйцеклетки, пересадив в неё ядро из лимфоцита. И ничего смешного, олухи. Рождаются клончики — ну клоны, клоны, вегетативные копии, натурально, с поправкой на агрессивную среду, радиацию и силу тяжести
И уже с тех пор на Аллариа рождались только девочки. Каждое новое поколение тестировалось по официальной методике Службы Контроля и делилось на матерей и рабочих. И жизнь такая — не сахар и не мед, но далекой родине нужны тяжелые металлы. И все.
А я, ребята, алларианка в шестом поколении. Мутант. Прошу любить и жаловать. Моя пра в четвертой степени бабка, возможно, еще вполне соответствовала обычным канонам красоты среди антропоидов, а я — уж извините. Мускулатура от тяготения, волосы стрижем, чтобы не мешали шлем надевать и дыхательную маску — хвост по мортисянской моде я уж здесь отрастила, от хорошей жизни. Рожа черная от загара — ультрафиолет нас там жарит, как куриц в духовке. А вот почему грудь маленькая, я не знаю. Да и ляд с ней. Мне, конечно, шлем и дыхательную маску надевать, а не бальный туалет.
Когда мне исполнилось шестнадцать, меня протестировали и признали непригодной к вынашиванию потомства. Перечисленные признаки сочли неблагоприятными для передачи по наследству — хотя у нас на Аллариа кандидаток в актрисы немного. Рожать, стало быть, мне не позволили, зато оказалось, что я идеально переношу состояние «прыжка» — и меня отправили учиться пилотировать грузовики.
Девчонкам, ответственным за воспроизводство — у нас их зовут наседками — я всегда завидовала белой завистью. Да что там — все завидовали. Нормальное, настоящее женское дело. А вся эта паршивая романтика приедается за пару лет до тошноты. И на душе холодно и пусто — я же не автомат, я человек, как это человеческое в себе ни утаптывай.
И вот стала я, значит, пилотом. У меня, конечно, была подружка, из патрульных, но она разбилась в тяжелом рейсе. И вот, водила я эти грузовики, будь они неладны, одна, как перст — и не столько, честно говоря, водила, сколько чинила, потому что техника списанная сто лет в обед. На Мортисе близко бы к такой машине подойти запретили. Но нам можно. Нам уже терять нечего.
И в очередном рейсе у меня релаксометры сдохли. Совершенно — сколько я их ни ковыряла, бортовой компьютер висит и ничего не соображает, а на радаре — одна мутная пустота, как у меня на душе. Где я, что я — все, узнать невозможно.
Ну что, я, конечно, развернула все антенны и давай орать на весь Простор: «Помогите!» А сколько передатчик энергии жрет — вы все знаете, но мне уже до лампочки, лишь бы услышали. А никто не слышит. И я врубаю аварийный аккумулятор. И у меня для пущей радости летит и система жизнеобеспечения.
И последнее, что я узнаю от своего компьютера — это что через пять часов двадцать одну минуту у меня встреча с предками в чертогах Праматери.
Ну что делается в таких случаях? В системе двадцать тысяч ячеек. А времени — проверить двадцать штук. Или взорвать все к чертям и не мучиться. И я, конечно, весь свой последний резерв отдаю передатчику: «Помогите, мол, помогите — шиздец, человек погибает!»
И тут мне приходит сигнал с мортисянского транспорта. Картинка на дисплее красивая, без помех — передатчик там новенький. И пилот — такая принцесса в синей форме, генетическое совершенство, после каждого рейса ползарплаты на салон красоты уходит.
— Борт девяносто два шестьдесят, — говорит. — Проблемы?
— Сестра, — говорю, — забери меня отсюда! У меня ощущала накрылись и кислород почти накрылся! Возьми, — говорю, — грузовик на буксир, а не можешь, давай здесь оставим с маяком, только забери меня, пока мне еще есть чем дышать.
А эта прелесть морщит свой пластически совершенный носик и изрекает:
— А вы, простите, с Аллариа?
— Да, — говорю. — Борт пятьсот семь А. Груз — обогащенный уран. Ну давай стыковку в темпе.
— Простите, — говорит, — я не могу.
У меня на минуту дар речи отшибло.
— Как это, — говорю, — не можешь? Я же помру!
А она поправляет прическу и говорит:
— Согласно распоряжению Службы Контроля над Чистотой Вида от восемнадцатого, третьего, года Огня, экипажи транспортных кораблей Мортиса не имеют права брать на борт колонистов, проживающих в генетически нестабильных зонах. Во избежание радиоактивного заражения или заражения болезнетворными микроорганизмами. Согласно инструкции, я обязана дать знать Спасательной Службе. У них есть все необходимое для карантина и прочего. Так что ложитесь в дрейф и ждите. Не более чем через сутки они будут на месте.
Я не трусиха. Но тут меня просто мелко затрясло. Может, больше от злости, чем от страха.
— Я через пять часов сдохну! — ору.
— Значит, — говорит, — через сутки они подберут груз. Груз ценный, на Мортисе нужен.
— А я? — говорю.
— А вы — нет.
— Слушай, — говорю, — сестра, ты человек или кто? Это же космос, никто же не застрахован…
— Знаете, — говорит, — я из-за ваших проблем идти под суд и лишаться лицензии не собираюсь. Конец связи.
