сумели заснять то, как мой Димка отбивался до последнего патрона. Он оказался единственным из наших, кто еще мог отстреливаться. У него была удобная позиция сбоку от толстого ствола дерева, и он их оттуда поливал из пулемета. А когда было нужно по сторонам стрелять, он брал еще и автомат… Когда начали окружать его…
– А этот чечен там был?
– Я тоже спросил его об этом. Так он ответил: «Да». И не только был. По его словам, он даже сам кричал моему Дмитрию, чтобы тот сдался. Они кричали, что он сражается как настоящий мужчина и ему они гарантируют жизнь.
– Да. Они такое могли, – сказал я. – Чехи любят такие красивые благородные жесты. Но кто его знает, как всё произошло бы потом!
– А мой-то их не слушал и продолжал стрелять. Тут эти чечены уже подобрались так близко, что Димкино лицо даже на камеру смогли заснять, когда её осторожно наружу выставили. Ну, а потом кто-то подполз сзади и из гранатомета.
И снова наступила долгая-долгая пауза. И весь мир остановился…
– Я еле сдерживался, когда спросил чечена: «Можно ли посмотреть кассету?». Он сказал, что нет. «Вот выкупишь всё – тогда и посмотришь». Я справился о цене. Оказывается, за видеокассету, нож и документы он просил пять тысяч долларов. Эти деньги ему нужны для лечения за границей. Вижу, что чечен весь какой-то бледный, осунувшийся и сидит неподвижно, даже не шелохнется. Но я сразу ему сказал, что у меня таких денег нет. Работаю я слесарем на заводе «Ростсельмаш», зарплата небольшая, да и платят её с перерывами. Занять в долг такие большие деньги не у кого. На страховку документы только отправили и неизвестно, когда она придет. Так что не могу выкупить. Ну, чеченец тут покривился от неудовольствия и сказал мне, чтобы я сел обратно в машину и меня отвезут в город. Уходя, я всё-таки попросил его отдать мне бесплатно удостоверение личности. Ведь, зачем оно им нужно… Но боевик сразу же сказал, что нет. Или выкупай всё вместе, или ничего не получишь. Так я и уехал.
Боевики могли переклеить в документе фотографию и затем использовать его в своих целях. Но смысла произносить вслух эту мысль отсутствовал. Жалко было отца.
– А хоть приблизительно смогли определить, где это происходило? – задумчиво спросил его я.
– Где-то рядом с военведовским аэродромом. Было слышно, как самолеты гудят. Но не так близко.
– Обалдеть! Раненые боевики через Ростов-на-Дону отправляются на лечение за границу! – сокрушенно сказал я. – И они еще спокойно здесь деньги собирают! И всё это происходит под носом у милиции и ФСБшников. Тут уже вся страна с террористами борется, на Дальнем востоке даже учения проводят против сепаратистов. А тут! А этот замкомандира полка! С ним-то что?
– Убрали его, – помолчав, ответил Петров. – Перевели с понижением в должности в Ульяновск.
Не сдержавшись от какой-то обиды, я коротко выругался.
– Вы уж меня простите, Дмитрий Викторович! Я, может быть, стал очень злым! Но как так можно?! Такую суку посадить мало! А он еще и будет служить в десанте и продолжать командовать людьми! Ведь все рано или поздно узнают про всё!
– Уже знают, – произнес Петров.
– И что? Молчат в тряпочку? – ожесточившись, процедил я сквозь зубы. – Как же можно уважать себя и ВДВ, если такой гнус служит рядом с тобой? Лично я бы со всеми офицерами части подал рапорта на перевод или увольнение… Может, хоть это подействует на командование…
– А-а… – махнул рукой Петров, вставая со стула. – Сейчас всем на всё наплевать. Думают, что с ними никогда ничего не произойдет. Дай то Бог… Я тоже был таким… Ну… Мне уже пора…
– Ну, вы заходите ещё… – произнес я, тоже поднимаясь со своего места. – Я тут немного судами занимаюсь… Может быть, чем-нибудь смогу помочь… Что там у вас?…
– Даже говорить не хочется… – ответил Петров под шелест одеваемой куртки. – Налоговая требует, чтобы я заплатил им налоги с полученного дохода…
– А с чего конкретно? – уточнил я.
– С компенсации… За смерть моего сына… – горько усмехнулся Дмитрий Викторович. – Я же, как они говорят, получил незапланированный доход… Значит, надо заплатить им налог…
Несколько секунд я молчал, остолбенев от такого дикого произвола чиновников, но затем длинно и крепко выругался, пытаясь хоть как-то стравить внезапно вскипевший внутри меня гнев и обиду.
– Ну, что же ты так?! – упрекнул меня уже в дверях Петров-старший. – Это теперь вполне возможно…
Я замолчал, отлично понимая то печальное обстоятельство, что и отец погибшего лейтенанта Петрова попал под пресс обнаглевших бюрократов-чиновников, которые любыми способами стараются заставить замолчать или же сломать или уничтожить смелого и порядочного человека…
Мы с отцом проводили гостя до улицы и еще долго стояли вдвоем, выкурив по несколько сигарет. Шаги Петрова уже давно удалились и растворились в слабом городском шуме, а я всё затягивался и откашливался, потом опять вбирал в себя табачный дым, словно стремясь прийти в себя после только что услышанной трагедии.
– Моложе меня, а совсем уже седой… – со вздохом сказал мой отец.
Он чуть подождал и затем пошел в дом, так и не дождавшись моей ответной реакции. А я опять достал из пачки сигарету…
Да. Такой судьбы не пожелаешь никому. Даже врагу. Пережить такое страшное горе как смерть единственного сына, а затем еще узнать то, что его Димка был сначала тяжело ранен разрывом противотанковой гранаты, а затем был добит выстрелом в грудь… Но даже эти попытки боевиков лишить жизни молодого лейтенанта были не совсем удачными… Все их старания оказались тщетными. После этого Дмитрий Дмитриевич Петров продолжал жить еще целые сутки, умирая медленно и тяжело… Умирая последним из всех солдат и офицеров шестой роты… Умирая от постепенной потери крови и элементарного переохлаждения. Оставшись один на безжизненной высоте… И он умер… ОН УМЕР ИЗ-ЗА БЕЗДЕЙСТВИЯ И ТРУСОСТИ НАШИХ… И осознание именно этой мысли стало для старшего Петрова еще большим испытанием,
