валяющимся где-нибудь на солнышке брюхом кверху, лапы врозь. Он всегда выбирал сухие, даже очень сухие места и после сытного обеда и солнечной ванны трещал искрами особенно громко. По-моему, его не только не смущал накопленный заряд — ему нравилось его накапливать! И чем больше, тем лучше.
Позже выяснилось, что кошки его тоже не очень интересуют. Люся до сих пор утверждает, что он все себе отморозил, ещё когда сидел у нас под дверью на промерзлом коврике, но я так не думаю. Просто- напросто Ом был очень функциональный зверь, и амурные кошачьи шашни не вписывались в его жизненную функцию.
Оно и к лучшему, пожалуй. Если бы он передал свои гены потомству... Ой, не надо!
В первый же день на даче Ом познакомился с местными котами — громадным черно-белым авторитетом по кличке Рейхсфюрер и рыжим с обгрызенными ушами Гальюном, получившим своё позорное прозвище за случайное падение в выгребную яму. Когда эти двое встречались нос к носу, развитие ситуации можно было предсказать безошибочно: короткий концерт с нарастающей напряжённостью вокала и последующая погоня Рейхсфюрера за Гальюном по грядкам и кустам. Так было и на этот раз.
Убеждён, что Ом не хотел ничего дурного — он всего лишь решил полюбопытствовать, кто это несётся мимо него с такой прытью и зачем.
Удиравший что есть духу Гальюн был котом взрослым и рослым — что ему какой-то юнец-недомерок? Даже не помеха. Не та весовая категория.
Неуловимый взмах лапы на бегу — и бедный Ом, взмякнув, улетел в заросли молодого ревеня. С задним сальто и поворотом.
Дальнейшие события не заставили себя ждать. Ом был в бешенстве. Его зашвырнули в какие-то лопухи и даже не в результате честной кошачьей драки — просто походя!
Честное слово, у него даже нос побагровел от злости!
Затем мой котик повёл себя странно: негромко зашипел, прижал голову к земле, развратно отклячил зад и выстелил над спиною хвост, как скорпионье жало. Хвост стал толще по меньшей мере втрое — этакий гаубичный ствол, — и по нему с сухим треском пробегали бледно-фиолетовые разряды. Как волны.
Недолго это продолжалось. Жуткий мяв, короткий, как выстрел, заставил меня подскочить. И в то же мгновение со звуком упавшего на раскалённое железо плевка с Омова хвоста сорвался маленький алый шарик.
Мало кому доводилось видеть шаровую молнию, а уж наблюдать её рождение везло единицам. У меня волосы встали дыбом — в особенности когда мне показалось, что шарик, сердито жужжа, вильнул в мою сторону!
Рейхсфюрер с Гальюном чесали галопом и были заняты только друг другом. Алый шарик гнался за ними, огибая кусты, — сначала довольно шустро и даже догоняя, затем стал отставать и, как видно, потеряв наводку, взмыл кверху и там взорвался. Словно зенитная ракета, промазавшая и ушедшая на самоликвидацию. Главное, с таким же оглушительным грохотом.
У соседей лопнуло стекло в парнике, а больше никто не пострадал, если не считать того, что у меня надолго заложило оба уха. У котов, полагаю, тоже. Во всяком случае, ни Рейхсфюрер, ни Гальюн с тех пор и близко не подходили к моей даче, а значит, и к Ому. Ему-то для полного счастья хватало небольшой территории, но что он считал своим, то было его, и точка. Все остальное — глупые шуточки. Шуточек он, как и все коты, не понимал, но твёрдо знал, что глупость наказуема, и поступал соответственно: наказывал.
Не рой, друг, Ому яму — этот тезис следовало зазубрить каждому, кто с ним общался.
Зато грозы он боялся до судорог и при первой вспышке молнии пулей летел в дом, где находил убежище под диваном. Умница котик! Зачем притягивать постороннее электричество своим собственным?
Мне казалось, что в громоотвод, установленный поблизости на водонапорной башне, этим летом молнии били гораздо чаще, чем прежде. А соседский мальчишка, копавший червей для рыбалки в куче прелых листьев возле заземления громоотвода, возмущался: «Да что, блин, за блин?! Все дохлые!»
Я-то не видел в этом ничего необычного. Чем длиннее червяк, тем сильнее его шарахнет при разряде молнии на штырь. Как полагается убегать от шагового напряжения? Прыжками. Наши дождевые черви, к счастью, ещё не мутанты и не циркачи, прыгать не обучены...
В мечтах я изобрёл установку для утилизации атмосферного электричества и использования его в единой энергосети. Главной приманкой для молний был тщательно заизолированный Ом, а мне оставалось бы только стричь купоны. Воодушевлённый, я даже скачал кое-какую информацию по молниям и налёг на её изучение. Увы, в денежном выражении полезный эффект от моего изобретения оказался ничтожным — не стоило и возиться. От огорчения я составил астрологические прогнозы для Рыб и Овнов самым простым и наиболее пакостным способом: взял прогноз конкурентов и садистски вывернул его наизнанку, перекрасив белое в чёрное, да ещё подпустил могильной жути. Сидите и не рыпайтесь, рыбки и овечки. Я сказал. А если кто из коллег-конкурентов возразит, я заявлю ему в ответ, что он не специалист, а сявка, поскольку не учёл в расчётах влияние затмения Япета Титаном и искривления хвоста кометы Джакобини-Циннера...
— Ай!.. — Я подпрыгнул чуть ли не до потолка и, падая обратно, ушиб ложыжку и искалечил стул. — ...! ...! ...!
Ом терпеливо ждал, когда я кончу изрыгать слова, значащиеся лишь в очень немногих словарях. С его точки зрения, он был ни в чем не виноват: всего лишь коснулся моей ноги, проходя мимо по своим сугубым делам. Подумаешь! А не расставляй где попало ноги!..
— За хвост раскручу, — злобно посулил я ему.
Кот выразил сильнейшее недоверие к моим словам. Я и сам себе ни на грош не верил. Раскручу? За хвост? Вот за этот самый хвост, с которого может сорваться красненький шарик? Нет уж, в крайнем случае найму для этого дела кого-нибудь другого и настоятельно посоветую ему застраховать свою жизнь... от стихийного бедствия, наверное.
3
Пятнадцатого октября в нашей квартире произошло убийство.
Как легко догадаться, убили не меня. И не Люсю. И даже не Ома — позволил бы он кому-то себя убить! Он убил сам.
Несмотря на первый этаж, решёток на окна я не ставил принципиально, подозревая в них смертельную ловушку на случай пожара, если огонь отрежет естественный путь через дверь. По этому поводу между мной и Люсей время от времени гремели словесные баталии: «Я же почти все время дома сижу!» — «Вот именно, что почти! Специально выберут время и влезут, когда тебя не будет!» Я отмахивался. Но права оказалась Люся, а не я.
Мои гонорары иной раз приходили по почте. Но чаще я ездил за ними сам.
Лучше бы я остался дома. Может, спугнул бы форточника и тем самым спас ему жизнь.
Ценности уцелели, зато компьютер погиб. Ну какая мне, скажите, разница, был ли он украден или вульгарно сгорел, завоняв всю квартиру едким дымом?
Когда я вернулся домой, вызванные соседями пожарные уже вовсю раскатывали шланги, намереваясь добить водой то, с чем не справился огонь. А на подоконнике среди битого и частью оплавленного стекла чуть ниже вываливающихся из квартиры дымных пластов как ни в чем не бывало сидел Ом и любовался природой, неодобрительно косясь зелёным глазом на людей в брезенте. Мне и сейчас страшно подумать, что бы он сделал с пожарными, посмей они снять его за шкирку или сбить струёй из брандспойта! Одним словом, я явился вовремя. И лишь чуть-чуть раньше милиции.
Кто бы мне объяснил, почему именно я должен был отвечать на вопросы: как случилось, что лежащее на полу тело обуглилось, и оконные стекла расплавились, а занавески уцелели? Ах, паяльной лампы у вас не имеется? А где, позвольте узнать, вы держите огнестрельное оружие? Соседи определённо слышали очень громкий выстрел. Это был взрыв? Вы уверены? Тем хуже для вас...
В ответ я лишь наотрез отказывался сдать припрятанный пластит, толковал о непознанных свойствах шаровой молнии и кивал на Ома. Вы бы мне поверили?
Ещё до того как меня перестали изводить повестками, я записался в городскую библиотеку, а заодно прошёлся частым гребнем по Сети. Я прочитал о сотнях случаев наблюдений шаровой молнии и заодно освежил в памяти печальную судьбу академика Рихмана. Ероша волосы и шевеля губами, я пытался вникнуть в путаные теории и описания лабораторных экспериментов, почти всегда громоздких, нередко дорогих и, главное, ни к чему не приведших.
